Музыка

- Ну, уж это, Галька, слюнтяйство, как хочешь. Я больше никак не могу назвать. Ежели ты от эдакой музыки плачешь!

- Да кто тебе сказал, что я плачу, - улыбнулась Галя, стараясь рассмеяться - Александр Александрович, разве я плачу? - засмеялась она громче, чем хотела, и уколола Ваську:

- Дурбина ты, Васька! Каждый по - своему воспринимает: кому музыка, а кому кино.

- К чертям кино!

- Ото! А что бы ты оказал, если бы услышал 9 - ю симфонию?

- Больше не будет? Зачем народ уходит? Разве все уж?

- Конечно, все.

- Так, так! Все три симфонии сразу сыграли?

Галя уже неподдельно громко расхохоталась, грациозно вскочив с кресла.

- Эх ты, студент советского вуза. Ничегошеньки ты не понимаешь в музыке. Антракт, Васенька. Идем покурим.

- А долгий антракт?

- Ведь это не коров пасти: музыкантам надо отдохнуть или нет по - вашему?

- Ну, все равно. Я никуда не пойду. Да - ка мне программу. Бетховен! Когда же он жил - то? Да - ка я на него посмотрю.

Васька долго - долго всматривался в портрет Бетховена. И Васька отыскал в лице Бетховена все пролетарские черты. Особенно ему понравились глаза: острые, дикие, как штыки.

- Молодец Бетховен! - вслух сказал Васька.

Он долго сидел в глубокой задумчивости один в пустом зале. Потом подошел вплоть к сцене, пристально разглядывал молчаливые подставки, пюпитры, инструменты.

А когда вернулась Гали с товарищем Вымпелом, Васька (робко подошел к ним и, краснея, срываясь, сказал:

- Галя, ты прости меня за вешалку. Я был скотина.

Эти слова Васьки относились к его попытке овладеть Галей в темной гардеробной института. Вся эта сцена вспоминалась теперь ему, как какое - то дикое и невероятное происшествие.

- Что это тебе взбрело вдруг? Давно все забыла, глупый. Слушай лучше музыку, - отозвалась Галя.