Музыка

бе - ей.

бе - е - ей. И Васька падает в кресло и шепчет облегченно:

- Так, так, так.

Но вдруг Васька почувствовал, как много у него волос на голове и все они - холодные, твердые, упираются в кожу и распрямляются на голове.

Сумасшедшая стонет первая скрипка тоненьким голоском Летюньки Тихоновн - каменского комсомольца:

- Вася, маме моей... в мордовском курмыше... Христа ради, не отдавай меня на поругание... кончи меня...

И как тогда, словно во сне, Васька быстро сунул руку в карман и выдернул будто с наганом. И как тогда - на бандах Сапожкова, бандах Попова, когда пришлось пристрелить Петрушку, Васька зажмурил глаза, сделал движение указательным пальцем, спуская курок прямо в лоб!

Васька, коротко застонал и начал инстинктивно обтирать руку о штанину, как будто рука у него в крови.

А в оркестре - мгновенная тишина, будто все дожидаются, когда Васька оботрет руку.

И вот издали приглушенно раздаются звуки похоронного марша. Становятся слышнее и слышнее. И в похоронный марш вплетаются веселые боевые ноты. Слышится торжественный топот. Топотом тысячей ног идет радость. Радость гулко заливает землю, радость величаво сотрясает недра, радость рвется, штурмует небо в боевых веселых звуках не то марсельезы, не то «Интернационала».

В певучем топоте толп несется:

- Победа?

победа,

победа!

И в большом зале консерватории вдруг рухнули потолки, обвалились стены, и тысячи необычайно крикливых птиц ворвались в залу.

Дирижер сломался пополам, обернувшись к публике, устало улыбался одним только привыкшим растягиваться ртом, утирал платком пот с высокого белого мертвенного лба.

Васька растерянно озирнулся по залу и тут только понял, что оркестр кончил. Тогда он выскочил в проход и по-особому - по - физкультурному - захлопал: резко, громко, словно разбивал звонкие тарелки. Потом упоенный, красный весь и веснушчатый, подбежал к Гале.

Она сидела с широко размахнутыми глазами, из раскосых фиалковых глаз катились крупные круглые слезы.

- Ты, плачешь, Галя! Ты с ума сошла. Разве можно от этого плакать. Товарищ Вымпел! Да мне хочется все на свете разворотить.

Тот виновато улыбнулся ему, блеснул стеклами и снова участливо склонился над Галей.