Давным-давно написал я и напечатал рассказ «Брянские». Он неизменно входил во все мои сборники. Но я и не думал прощаться с моими стариками, еще жившими в том же хуторе, – ездил к ним и беседовал. Теперь, когда их уже нет на свете, я не могу смириться, что они мало поговорили тогда в моем рассказе и тем самым не всю жизнь свою выяснили. Теперь я прощаюсь с ними навсегда.

Автор

Светлой памяти В. М. ШУКШИНА

В один из бесконечных дней, когда у каждого из нас на свой лад складывались труды и заботы, по средней России шел в южном направлении пассажирский поезд. Кто-то в эти часы появился на свет, кто-то заболел, кого-то повысили по службе, иному выпало счастье любить: в деревнях была тишина, по городам русским бежали трамваи, машины – словом, продолжалась великая земная жизнь. В купе поезда сидела старая женщина и рассказывала добрым попутчикам о своем горе. – Другой год плачу и не верну.

— Плакать нельзя, – робко успокаивали ее. – Эй, не плачь.

— Как же нельзя?..

— Страшные сны будешь видеть. У одной так же случилось, и она плачет и плачет. Когда видит сон: иду, говорит, на могилку, встречается кум. «Вон, кумушка, твой сын на могилке сидит. Гляди ж, загородись, а то он утекет, не увидишь ты его. А я, говорит, платок сняла с головы, загородилась и иду. Он, сыночек, сидит на могилке, книжку читает. Она ближе. «Не подходи, – говорит, – я мокрый, я вылез сушиться на солнышке. Все дети сухие, а я все в воде да в воде. Ты плачешь и плачешь – я мокрый». Не плачь, ему там плохо.

— Ой, не могу; Он ни разу мне не снился. Год подошел – увидела. Поехал мой Терех на Брянщину, а я одна. Призвала внучку ночевать. И снится мне сон. Вот так выношу обед, они сидят с братом моим Минаем. покойником. Несу в двух кувшинниках и знаю, что вышла я и на правый бок повернула, оный сидят с Минаем. Я тый кувшин открываю, а там борщ. «Ну, Миша, обедай». «Мам, – говорит, – мои портянки корявы». «Ой, сынок, у меня есть!» Ищу, ищу холст старинный в сундучке, глядь – появилось местечко, деру ему портянки от темно-синего полотна. «Мам, это не надо. У меня есть требушки. Готовь обед, сейчас мои товарищи придут». Я сейчас становлю на стол вина кувшинчик. Как залазят – одни солдаты!

— А-а...

— «Баб, у тебя орешки есть?» Я молчу. Я оставила, как сноха-молодица приедет. «Ой, милые, Терех мой пастевал скот, а я усе опять болела, нету». Не дала. И вот оны не пили и не ели. А я орешки и на поминки берегу, год же подходит. И надо б нам в четверг ставить, в обыдённый день, а я возьми на воскресенье, люди ж все дома. Ладно. Во вторник снится сон. После обеда три стола накрывали. Идет он с гульни. Стук-стук в окно: «Мам! Есть стаканчик вылить?» «Есть, сынок. Десять литров брыкалки осталось». Накроила хлеба черного, ищу водку и... проснулась. И думаю: «Ой, боже, надо идти на могилки. Это он опять попросил». Я делаю блинов, развожу сметану, варю мясо. А я привезла с могилы его, с Целинограда, землю, и куда ж мне всыпать? Всыплю я земельку на Иванову могилку, в колхозе его кони разбили. И хожу туда поминать Мишу. Зову старушек, и поминуем. Отрезала метру полотна – отдам старику на жертва, одинокий, на, ему метр на портянки. А теперь опять не снится. Оны ждут этого дня. Говорят, поминать не надо. Оны ждут.

— Это к лучшему, что не снится. Надо, чтоб забывался, иначе с ума сойти можно.

— Да тоже правда.

— Ездила она на Брянщину проведать внуков, обошла всю родню и возвращалась усталая. В Джанкое была пересадка, четырнадцать часов приходилось дожидаться поезда на Керчь и через пролив. Она выбрала женщину лицом подобрее и подсела к ней с чемоданом, в который наложили ей сват и сватья домашних подарков. До того, пока скучала на скамейке одна, сердце вызывало ее на разговор с родными.

— Детка, – видела себя она снова перед снохой, – тебе ешо тридцать годков. Чего ж ты одна будешь?»

— «Мамочка, – теми же словами, что и на дороге в поле, отвечала сноха, – не найду я теперь такого».

— «Что ж, милая, такого искать... Это далеко искать, из далекой, глыбины... Может, попадется хороший...»

— «Их теперь хороших нету. Приму да буду плакать только с ним, стенки лизать...»

— «Ну, ня обяжайся, невестушка, – просила она, обнимая, – ня обяжайся, что письма вовремя не пришлю. Пойду к Лукерье – она не может письма сообразить: как начнет писать, слезами обсыпает листок. Если б я жила ближе, я б к вам ходила, детки, делилась бы одним словечком с тобою. Ой, горе, ой горе, – мотала она головой, – Ой, сыночек ты мой родный. – закричала на все поле, – да ручечки твои были рабочие, да ручечки были магнитом наполнены, солнышко мое пригревавное, на что ни взглянешь – все сделаешь!»

— «Мамочка, ну что теперь, что ж нам...»

— «Ой, не могу! – клонилась она к снохе. – Как зажмурюсь, усе стоит в уме. Согласна бы к нему живая лечь. Прощайте, детки, прощай, сваток, и ты, свашка, как картохи порыем, сваток, к Октябрьскому приедем... Внуков берегите».

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.