– Брэк! – попросил я ее тихо.

Она заверещала нечто вроде нашего: «Глядите, люди добрые, он старую бьет!» И я оказался на волосок от крупных неприятностей, если бы Адам не подхватил меня в охапку.

– Ты что делаешь? Разве можно?! Никогда не смотри незнакомым в глаза на улице! – говорил он, впервые путая русские и английские слова. – Им всегда может почудиться, что ты задираешься! Она выцарапала бы тебе глаза! – Он впихнул меня в машину и прихлопнул дверцей. И я очень обрадовался тому, что огражден от американской уютной действительности, и, конечно, еще тому, что передо мной сидит Пэн. Она действительно была очаровательна и чертовски соблазнительна. И, чтобы преодолеть врожденную стеснительность, я грубовато спросил:

– Послушайте, ребята, почему это женские манекены торчат у вас в витринах ножками вверх?

– Вероятно, так виднее товар покупателям, – объяснила Пэн.

– А почему у вас никто не подает слепым нищим? Я десять минут наблюдал нищего, и никто ему не подал! Это безобразие, ребятки!

– Где ты видел нищего? – удивился Адам, выводя автомобиль из щели паркинга.

– Да ты оставил меня рядом с ним! Слепой, с собакой...

– Клянусь мадонной, не видел! – пробормотал Адам.

– Понимаешь, – начала объяснять мне Пэн, морща чудесный носик и наматывая кудряшку на пальчик, – Ад полон внимания и симпатии ко всему миру – ко всему миру в целом, но вообще-то он замкнут в оболочку чудовищного эгоцентризма! Молчи, Ад, молчи! – воскликнула Пэн, хотя Ад не отверзал уста. – Он не видит нищих и знать не знает, что в стране несколько миллионов безработных. Его цель – любовь, а не гражданская справедливость...

– Пэн, конечно, права! – сказал Адам – Она всегда права, эта Пэн! Слушай ее внимательно, дружище!

– Ад – искатель и исследователь гуманистической тайны, – сказала Пэн, – но он равнодушен к тому, как проявляется справедливость в повседневной жизни... Ад, ведь ты не ощущаешь никакого долга к «человеку с определенным артиклем»?

– Пэн, дорогая, я запутался, – сказал Ад, сворачивая с шумной авеню в тихий закуток, к какому-то скверу. – Куда мы едем, дорогая?

Оказывается, они оба потеряли путеводную нить поездки. Мы стали возле памятника с бюстом какого-то великого человека, и Пэн с Адамом принялись обсуждать, куда меня везти.

Я глядел на тихий сквер, конечно, зажатый и стесненный высокими домами, но не раздавленный ими; по-европейски уютный старый сквер с черными зимними деревьями, остатками мертвых листьев на газонах и влажными скамейками, с глухой стеной из прокопченных кирпичей сзади и отражением далекого неба в луже на дорожке, со старыми воробьями и остатками ягод на кусте боярышника и бюстом великого человека у дома, в котором он когда-то жил.

Мы медленно и неуверенно тронулись, и я разобрал буквы на памятнике: «Вашингтон».

– Георг Вашингтон? – спросил я с тем оживлением, которое всегда возникает, если в чужом мире наткнешься на знакомое.

– Да-да! Вашингтон! – сказал Адам. – Наш великий Георг! И тут я явственно разобрал имя. Его звали Ирвинг.

– Кажется, это Ирвинг, – пробормотал я с той дурацкой инерцией, которую так же глупо ловить за хвост, как ящерицу, но вот почему-то произносишь ненужные звуки – с той же бессмысленностью и даже вредностью, с какой хватаешь отделяющийся хвост несчастной ящерицы.

– Черт возьми, Ад! – воскликнула Пэн. – Это Ирвинг!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.