– Неужели ты сам так хорошо выучил язык? – спросил я.
– Я знаю десять языков, дружище. Ничто мне так легко не дается, как языки. «Ты попугай, дружище!» – так мне сказал Вася Аксенов. А Пэн русская. Третье: поколение русских американцев. Ее зовут Пенелопа, но мне больше нравится Пэн. А ты как находишь? Мы с ней, как Ромео и Джульетта, – очень любим друг друга. Я даже не знаю, что стал бы делать, если бы не было на белом свете Пэн, которая сейчас катается на коньках.
– Тебе повезло, – сказал я.
Он молчал, потому что у выезда с причала № 7 скопилось много грузовиков с прицепами и было сложно маневрировать. А я подумал, что вечно хочу спать, как только оказываюсь на чужом берегу. Еще меня немного беспокоили разные судовые дела, которые я бросил ради встречи с Адамом.
– Да, даже и не знаю, что стал бы с собой делать, если бы не было Пэн, – задумчиво повторил Адам, когда мы выбрались из автомобильной каши. – Пожалуй, я не написал бы без моей Пэн ни единой строчки.
– Тебе повезло, – повторил я.
– Да, очень, – согласился он.
Не было в нем ни капельки того нахальства, которое мне почудилось при разговоре по телефону. Наоборот, он выглядел большим, но очень незащищенным.
– Где мы едем, дружище? – спросил я.
– Где-то в Бруклине. Я его совсем не знаю. Пожалуй, я здесь первый раз. Вот когда мы возьмем Пэн, она будет тебе обо всем рассказывать. Пэн все знает, что надо рассказывать иностранцу в Америке. Я даже и не знаю, что стал бы с тобой делать, если бы не было Пэн, которая катается на коньках возле большой зеленой елки на катке Лувер Плейз.
– Как идут твои литературные дела? – спросил я.
– Очень хорошо! Я даже сам не понимаю, почему они идут так хорошо! Вероятно, они идут так хорошо потому, что мне на них наплевать, если меня ждет Пэн на катке возле зеленой елки и где все на нее пялятся...
– Если Одиссей еще раз скажет про Пенелопу, которая катается на Лувер Плейз, – сказал я, – то я дам ему в ухо: руки у тебя заняты, и я ничем не буду рисковать!
– Вот это да! – ухмыльнулся он и на всякий случай пихнул меня в плечо огромной лапой в желтой перчатке, отодвинув к дверце. Машина была широкая, и между нами образовалось полутораметровое пространство.
– Вот это да! – сказал я. – Ты все-таки поосторожнее!.
– Она тебе понравится. Можешь мне верить, – сказзал он. – Я ведь на самом деле знать не знаю, что стал бы делать в этом дурацком мире, если бы не было моей любимой Пэн!
Мы вырулили на Бруклинский мост. Это заклепочный мост. Таких в мире уже пруд пруди. А вот небоскребы Манхэттена продолжали мне нравиться: они остаются легкими даже вблизи – так уж они устроены.
Каток Лувер Плейз – в центре Манхэттена, среди тяжелых домов и еще в каменном четырехугольном углублении. Этакий сухой плавательный бассейн с дном из искусственного льда. В изголовье катка стояла огромная елка, окруженная строительными лесами. По лесам ползали рабочие в касках и монтировали электро-рождественскую аппаратуру. Зеваки глядели на рабочих снизу вверх, а на катающихся – сверху вниз. Катающиеся – их было всего человек двадцать – после каждого своего пируэта или удачного па поглядывали на зевак со дна бассейна. Все старались кататься в манере профессиональных фигуристов, но всем это плоховато удавалось. Чем-то они напоминали замороженных рыб на горячей сковородке.
Кроме, конечно, Пэн.
Она завивалась и развивалась в центре. Она была в коротенькой красной юбочке, золотой жакетке и золотой шляпке с черным пером. Зеленовато-стальной лед служил ей отличным фоном.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
С директором Государственного Исторического музея Константином Григорьевичем ЛЕВЫКИНЫМ беседует специальный корреспондент «Смены» Валерий ЕВСЕЕВ
Рассказ