– А главное – надо работать. Остальное приложится.
– Только поешь сначала. Мне посчастливилось достать кусочек почти свежей конины.
– Спасибо, дорогая. Лучше попозже. Лев Толстой говорил, что писать надо на пустой желудок. Иначе плохо думается.
– Типичное рассуждение заевшегося человека! Граф – что с него взять? – не на шутку рассердилась Маргрете...
Нексе работал. Это надо было видеть. Наверное, лишь Бальзак, о чем существует множество свидетельств, был столь же мощно выразителен в своей подпоясанной вервием сутане, когда он предавался тому неистовому действу, что бескровные литературоведы называют «творческим процессом». Вдохновение сочеталось с адовым трудом каменотеса или молотобойца, самозабвение с воловьей выносливостью. Нексе исписывал груду бумаги, но большая часть летела под стол, в мусорную корзину, немели пальцы, сжимающие перо, стекающий со лба пот слепил глаза. Ведь тут творилась вторая вселенная, ничем не уступающая первой.
Видения, теснившиеся в мозгу Нексе, становились образами на бумаге, обретая порой материальную форму...
...Вот мечется по улицам Копенгагена маленькая женщина, похожая на девочку-подростка, с нежным, тающим лицом. Ну, конечно, это Дитте – дитя человеческое. Она разыскивает своего пропавшего возлюбленного Георга. Метет снег, ветер закручивает подол вокруг худеньких ног, но ее подгоняют отчаяние и надежда. Надо обойти все трактиры и погребки, где он бывал и куда могли его затащить. И обежать всех приятелей! Как товарищей по работе, так и тех жалких забулдыг, с которыми он водил компанию, когда ему случалось загулять. Со слезами пробирается она по длинным коридорам разных трущоб, стучится во все двери, и жалобно звучит вопрос: «Простите, вы не видели Георга?» «Нет, девочка», – слышится в ответ. Но вот на улице, в портовом квартале, где кабачки и веселые дома, открылось окошко, оттуда выглянула женщина в пестром капоре, навалившись грудью на подоконник, и крикнула: «Эй! С час назад в Ньюхавне выудили одного... Видать, свалился в потемках. Ступай, взгляни, не твой ли!»...
Скрипнула дверь, прогнав видения. Нексе с раздражением обернулся. Вошла Маргрете с подносом, на котором бутылка пива и три бутерброда.
– О господи! – взъярился Нексе. – Неужели нельзя не мешать? Я же просил...
– Милый, ты знаешь, который час?
– Н-нет...
– Без четверти двенадцать. Нельзя нее ужинать на другой день.
– Неужели так поздно? О быстротекущее... Ладно, поставь тут.
– Как идет работа?
– Как паралитик за молоком. Огромное рвение и никакой скорости.
– Ты наговариваешь на себя.
– Что за болезнь такая – писание? – Шутливый тон не скрывал искреннего огорчения. – Все, что я делаю, не то, в лучшем случае – рядом. Я, как слепой плотник, который бьет по доске, по пальцам, только не по шляпке гвоздя. Какая пропасть между замыслом и тем, что получается на бумаге. Это настоящая мука, клянусь тебе! – Но тут самолюбие взяло верх. – Одно утешительно, что у других обстоит не лучше.
– У тебя все получится, – тряхнула головой Маргрете. – Как и всегда получалось.
– Ты думаешь? – Ему хочется поверить. – Должно обязательно получиться. Наш дом, каша для детей, тухлая конина для нас – все в этих жалких листках.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.