«Звук!»

Лента Украинской студии хроникально-документальных фильмов «Ми-кро-фон!» начинается с того, что важный лысый человек в кресле удовлетворенно сообщает в камеру: «Авария на Чернобыльской АЭС высветила лучшие качества советских людей: выдержку, мужество, взаимопомощь...» В зале, как вы понимаете, смех. Но сквозь какие же слезы, какую бессильную ярость!

Нам показаны молодые женщины, у которых взяли подписку о том, что не будут рожать. Нам показаны двое стариков, у крыльца дома которых ходит с дозиметром человек и сообщает: «2600 микрорентген Нам показана медсестра, она, плача, рассказывает о больных детях, о том, какрастут раковые заболевания и смертность в районе. Нам показан одноглазый поросенок-мутант.

Народический район Житомирской области. 50 метров от заграждения, что отделяет село от так называемой стокилометровой зоны. Здесь, «как на острове», живут люди в ста километрах от места взрыва, подвергаясь постоянному воздействию радиации. Среди десятков сел района есть четыре, где никто не живет: там счетчик зашкаливает. А здесь, где Георгий Шкляревский с оператором Ниной Степаненко, как сталкеры, снимали свой фильм, живут. Живут, демонстрируя «лучшие качества советских людей». Живут, потому что медики, республиканские и областные власти, ведомственные начальники считают: радиация в районе «в пределах допустимой нормы». 98 процентов леса использовать нельзя. Поля заражены. Местный скот государство не принимает. Пить местное молоко запрещено. Золу рекомендовано выносить и закапывать. А вода? А почва? А печки в домах, ставшие маленькими реакторами? Радиоактивные дрова предлагают... мыть. В остальном — в пределах допустимой нормы.

Допустимой — кем?

— Для того, чтобы картина вышла, мы должны обращаться в Министерство среднего машиностроения с нижайшей просьбой разрешить киностудии выпуск фильма на экран. А завтра кому-нибудь в Гидрометепридет в голову все, что по их части, пропускать через свои кабинеты. Гдегарантия, что художник будет как-то защищен?

Шкляревский — режиссер. Он хочет, может и должен снимать фильмы. Вместо этого он неделями ходит по киевским и московским кабинетам, по министерским коврам, стучится во все двери и кричит, глотая валидол: «Чего вы боитесь?»

Фильм не раскрывает государственных тайн. Но, с точки зрения чиновников, производит более тяжкое разрушение: ломает их покой, их . священное благодушие.

— Наука совершенно неспособна противопоставить этой ситуации хоть что-нибудь, — считает Шкляревский. — Значит, не будем об этом говорить? А простым людям безразлично, что думает по этому поводу наука. Они видят своих хиреющих детей. Когда врач в резиновом фартуке осматривает их детей и говорит: «Это диатез», «это возрастное», — они ему не верят, и правильно делают. Только в этом районе проживает тысяч тридцать. А другие районы? А Могилевская, Гомельская области? Мы не знаем, что там. Официальные цифры смертности спокойные. Но существуют опосредованные способы получения информации. Я прихожу на кладбище и спрашиваю: ну, как у вас, мужики? И мужики мне говорят, как.

— Власти лгут народу! — кричат ораторы на митинге, посвященном Чернобылю. Но отключается радиофикация, и голос не долетает до толпы. «Микрофон!» — кричат с площади. «Ми-кро-фон!» — скандирует митинг. «Ми-кро-фон! Ми-кро-фон!» — колоколом качается над белой, зараженной землей...

...А в просмотровом зале фестиваля, словно в сельском клубе, зрители гневно вскричали: «Звук!»

— Звук! — воскликнула в отчаянии и я, потому что уж так мне нравился фильм, такой шел в нем смачный текст и таких людей ловила камера, что прямо до слез раздосадовала затянувшаяся техническая накладка. Надо же, экран онемел именно в тот момент, когда на собранииобщества «Мемориал» поднялся Евтушенко и, живописно поведя рукой,открыл рот... Звук! Нет, весь эпизод прошел в тишине. Закончился — и техника благополучно заговорила.

Несмотря на помеху, «Встречный иск» Рудермана и Хащеватского получил, как известно, главный приз фестиваля — «Золотой кентавр». И тут выяснилось, что требования звука на сеансе следовало адресовать вовсе не киномеханику. Прямо смех и зло берет. Ну вырезаете — так вырезайте в конце-то концов незаметно, а не так, чтобы вся кинематографическая общественность мира вопила, как на собачьей площадке: «Voice!» — «Голос!»

Аркадий Рудерман — остроумный человек. Они с Юрием Хащеватским оба такие, знаете ли, сатирического склада люди и режиссеры (недаром приз им вручался с формулировкой «за мужество, страстность и чувство юмора»). Но какова корректность!

— Нам очень жалко, что часть фильма выпала, — сказал на пресс-конференции Рудерман. — Но я себя успокоил таким объяснением: процесс расширения гласности в нашей стране небеспрерывный, в нем иногда происходят паузы. Таким образом, наш фильм не только своим содержанием, но и формой отражает перестройку.

Из зала же, как всегда, кричат: «Давай подробности!» — но Рудерман не разглашает секрета Полишинеля:

— Речь в эпизоде идет о телеграмме крупнейшего русского писателя,лет десять назад высланного из страны за свои произведения, разоблачающие сталинский режим. Евтушенко говорит о своей точке зренияна эту телеграмму и о своей позиции в отношении этого писателя.

Трудно не согласиться с режиссером Линой Чаплиной, живущей в эмиграции, что стадо наших священных коров стремительно уменьшается, но «пастухов» еще достаточно... Сегодня все, что не запрещено, разрешено. Однако «пастухи» ну ни в какую не хотят расставаться с кнутами ветхих инструкций тех еще времен.

В событийном центре «Встречного иска» — минская «Вандея», разгон демонстрации, посвященной памяти жертв сталинских репрессий. В сценарии этого не было. Как не было и многого из того, что вломилось в фильм как бы помимо воли авторов, под напором самой жизни. У ряда художников — не у всех — есть такой орган, который подчиняет себе всю их работу, все творчество. Он мощнее воли, и сам, в соответствии со своими потребностями определяет подбор фактов, персонажей и концепции. Этот орган называется честность. Такими художниками являются Рудерман, Хащеватский, сценарист Ирина Ефремова.

Такими художниками, сталкерами, идущими в зону, являются Алесь Адамович, Василь Быков; молодые белорусские журналисты, вставшие в оппозицию к республиканской газете; минские телережиссеры и редакторы, вставшие в оппозицию к Белорусскому телевидению; минские кинолюбители, чьи видеокамеры разбивала милиция на митинге в Курапатах, но видеозаписи сохранились и вошли в фильм; и тысячи жителей Белоруссии, пришедшие и приехавшие в Курапаты, чтобы поклониться костям мучеников — и отведавшие там слезоточивого газа.

Нет, этот фильм не «местного значения». Это действительно самый громкий фильм фестиваля, несмотря на попытку убрать звук. Потому что рассказывает он о самой страшной угрозе сегодняшнему миру, не имеющей национальности и возраста, растворенной в мире, но способной сконцентрироваться в благоприятном климате, обретя страшную убойную силу. Эта угроза — серость. Человеческая серость, уничтожающая на своем пути все, когда приходит к власти. Все, что вырывается из-под знаменателя серости. Все, что благороднее, умнее, ярче, талантливее, чем она сама. Потому что нельзя управлять тем, что лучше тебя, сильнее тебя. В разные времена эта угроза носила разные имена. Инквизиция, фашизм, культ личности, красный террор, белый террор. Сталин, Гитлер, Пиночет, Калигула. Вандея, коллективизация, еврейские погромы, Варфоломеевская ночь... Истребление чуждого, непонятного, несогласного. В основе всегда лежал и лежит один только серый террор.