Зона конфликта

Максим Земнов| опубликовано в номере №1471, сентябрь 1988
  • В закладки
  • Вставить в блог

Мы получаем много писем от родителей, в которых затрагиваются проблемы воспитания; приходят письма и от подростков, которые не могут найти общего языка со своими родителями. Ответить на вопросы читателей, поразмышлять об истоках конфликтов отцов и детей мы попросили кандидата философских наук, психолога Марину Арутюнян.

— Марина Юриковна, давайте начнем с типичной ситуации: все было хорошо, и вдруг в 15 лет у подростка и его родителей появляются серьезные проблемы, конфликты.

— Ну, вдруг ничего не бывает. Если бы мы могли посмотреть на эту семью десятью годами раньше, то увидели бы, что конфликт уже тогда был «запрограммирован». Вот ко мне в консультацию по проблемам брака и семьи при исполкоме Моссовета приходит мама с пятилетним малышом — и уже видно, что лет через восемь у них возникнут серьезные проблемы. Почему? Дело в том, что маленькие дети не представляют себя без родителей, очень страдают, когда родители уходят на работу, очень плохо переносят детский сад, особенно в первое время. Потом, где-то к семи годам, формируется переход к автономии, возникает так называемая дистанция «я — родители». У детских психиатров есть даже термин «реакция группирования со сверстниками». И это совершенно нормально, более того, если этого не происходит, можно говорить о патологическом развитии.

Причем сверстники могут оказывать на подростка и большее влияние, чем родители. Он поступит скорее так, как принято среди его сверстников, чем так, как его родители. А взрослые часто не хотят понять, что это совершенно нормально, от этого непонимания нередко и происходят конфликты. То есть часто родители судят «со своей колокольни». «И зачем ты ходишь с этим длинноволосым?» «Девчонка, а уже красится. А вот в наше время!..» Родители создают некий фильтр, сквозь который они должны пропустить всех друзей сына или дочери.

Жесткий контроль над эмоциональной жизнью ребенка вводится обычно не в подростковом возрасте, а раньше: первокласснику нечего дружить с Петькой — он «хулиган», надо дружить с Машей — она отличница и сидит за первой партой. В такой семье со временем возникнет конфликт или же вырастет безвольный, неспособный на самостоятельное решение ребенок.

И если семилетний уступает, то в 13 он будет протестовать, а в 17 пойдет на «развод» с родителями. Все это происходит медленно, незаметно. До определенного возраста ребенок не сопротивляется, он слишком зависим от родителей, потом сопротивляется слабо... А родителям кажется, что все в порядке, потому что внешних проявлений протеста нет.

Когда мама хвалит маленького сына, она говорит: «Хороший мальчик, послушный, исполнительный, что ни попрошу — сделает». И в школе послушание — главный, если не единственный критерий оценки для учителей. Но подростковый возраст такой, что послушание родителям становится скорее патологией, чем нормой.

— То есть послушание в данном случае есть подчинение чужой воле, которое не дает возможности для становления личности, собственного мышления, сознания?

— Именно так. Вот мама говорит: «Мы жили душа в душу». А ведь это заблуждение. Ее не интересовало, что в душе ее ребенка. А когда не стало послушания, ей показалось, что утерян контакт. Контакта и не было, вернее, он был односторонним — ребенок подчинялся. Ему настолько важно было сохранить хорошие отношения со взрослыми, что он жертвовал собой, своими желаниями, потребностями.

Иногда в консультации, когда папа жалуется на своих маленьких детей, я прошу его сесть на корточки. Я стою, а он сидит на корточках. Спрашиваю: «Что вы чувствуете?» «Мне страшно», — отвечает. А ведь такого роста его дети.

Для маленького ребенка родители — это верховная власть, абсолютное знание, они знают все его детские хитрости. Ведь хитрости малыша шиты белыми нитками...

Но постепенно, когда ребенок вырастает, он начинает понимать, что его родители не боги, а люди. Остается недоумение, недовольство: как, вы чего-то не умеете? Вы устаете? Требуете сочувствия? Если же ребенка с детства приучали к мысли, что родитель тоже человек, со своими слабостями, недостатками, и даже от тебя, маленького, он ждет заботы, прощения, милосердия, — тогда возникают нормальные, добрые, прочные отношения. Человека с человеком — маленького и неопытного со взрослым и опытным.

И когда мы говорим: «встать на корточки перед ребенком» — это значит стать с ним одного роста — относиться серьезно, уважительно к его личности.

Это — важнейшее требование. И уважение к личности маленького человечка — вовсе не унижение для взрослого. Однако это не значит, что родители должны перед ребенком заискивать. У нас, бывает, впадают в другую крайность: появляется сентиментальный, заискивающий тон, умиление.

Трудно эти две крайности сбалансировать. Допустим, ребенок растет без отца. Бесчисленные бабушки, тетушки, дедушки, родственники, знакомые родителей — все жалеют, балуют его. И он сам прекрасно понимает особенности своего положения. Я знаю одного подростка, который, когда его штрафуют в автобусе, три рубля «компенсации» берет с мамы и столько же с папы, который с ними не живет.

— Но существует ли «золотая середина»: не слишком баловать детей, но и не подавлять? Я вспоминаю слова Виктора Розова: ни в одной другой стране так не балуют и так не дергают детей, как у нас.

— В Японии, например, ребенку до пяти лет разрешают делать чуть ли не все — он может пролезть по коленкам в кино, театре, испачкать стекло в машине мороженым — ему не скажут ни слова. Но когда редко родитель говорит: «Нет», то это исполняется беспрекословно. Соблюдается принцип. Минимум запретов, максимум разрешений. И запреты должны быть мотивированны, разумны и исполняться неукоснительно.

— Итак, наиболее типичны ситуации, когда конфликт «запрограммирован». Воспитание по типу «кумира семьи», божка, при полной свободе и отсутствии ответственности. А со временем подросток предъявляет родителям требования — купите мотоцикл, магнитофон, модные «шмотки», но эти желания они уже не могут выполнить... Воспитание «удобного», послушного ребенка, которого, подобно заводной машинке, наигравшись, можно в любую минуту «выключить», «убрать в стол», забыть о нем.

— Есть семьи (в последнее время их, увы, становится больше), где обременителен даже «удобный» ребенок. Детей отдают на пятидневку, в интернаты, видят только по выходным, да и то мельком. На все лето отправляют в лагерь, к родственникам. Потом вдруг спохватываются: «Ах, это не мой ребенок! Чужой». И давай его быстро воспитывать. А он к шестнадцати годам уже сформировался. Плох или хорош, но он уже есть. Давно заметили, что ядро личности закладывается до пяти, а по некоторым теориям до трех лет. Конечно, потом она деформируется, но основа уже есть. И здесь, конечно, не обходится без конфликтов: ведь перед родителями не их, «чужой» ребенок.

Точно так же желание любой ценой сделать ребенка лишь «удобным», послушным в конце концов оборачивается тем, что он становится неудобным, непослушным, неуправляемым, чужим.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены