Зона конфликта

Так родители и дети могут стать «соседями», сосуществуя по принципу «худой мир лучше доброй ссоры»: я тебя не трогаю, ты — меня. Могут стать просто врагами... Ведь чем больше родители стремятся управлять этим «чужим» ребенком, тем больше шансов, что они станут врагами, даже «соседями» не останутся. Происходит выхолащивание родственных, эмоциональных связей. Иногда дело доходит до судов, скандалов, драк. Папаша, который вдруг решил вмешаться в воспитание сына и в 12 лет начинает его пороть, в 16 лет получает сдачи.

В другом случае конфликт возникает, когда доселе послушный ребенок «вдруг» перестает слушаться, осознает свои потребности, начинается группирование со сверстниками; им труднее управлять. Родители судорожно пытаются всунуть его обратно в «короткие штанишки», из которых он давно вырос. Начинаются конфликты, порой страшные. Вплоть до ухода из дома, до воровства. (Кстати, аскетичность, скуповатость в материальном смысле, особенно на фоне благополучия, может привести к тому, что ребенок начинает «потаскивать».)

Есть и еще одна серьезная проблема.

Сейчас родители, особенно отцы, часто «выключены» из воспитания. Куда больше времени дети проводят с бабушкой, в школе, на улице. Испугавшись чего-то ночью, маленький ребенок бежит не к маме (!) — ее он не видит, а к бабушке. Сейчас даже бабушки, которым под шестьдесят, еще работают, отказываясь сидеть с детьми («Вы их рожали — вы и воспитывайте»). Тогда детей «поднимают» прабабушки, которым под семьдесят, а то и больше. Совершенно разный ритм, интересы. У бабушки больные ноги, ей хочется посидеть, внуку — побегать. «Бабушкино» воспитание часто не нравится родителям, но они смиряются с этим из-за безвыходности положения. Почему я говорю в основном об отцах? Мама растила ребенка, она — «эмоциональный центр» семьи. А папы часто придерживаются такой точки зрения: дело отца — какой-то общий «высший» контроль над воспитанием. Вот будет ему лет шесть — восемь — буду с ним играть в футбол, а в двенадцать объясню ему физику. Но вот исполняется шесть лет, а сын с папой не хочет играть в футбол — хочет с мальчишками или даже с мамой (кстати, не такой уж редкий случай). А в двенадцать не хочет слушать объяснения физики. Потому что, не зная своего ребенка, папа так объясняет, что сын ничего не воспринимает. Вот так создается почва для отцовско-детских конфликтов, которые чаще, чем материнско-детские. Дочерям отцы имеют склонность многое прощать («Девочка, что с нее взять»). Другое дело — мальчик. Когда возникают проблемы, муж набрасывается на жену: «Это твое, женское воспитание!» Но почему же оно стало женским, где ты-то был? Почему женское воспитание при живом отце? Не потому ли, что он самоустранился?

Причем «женское» воспитание — проблема не только семьи. В школе почти все педагоги — женщины, в детском саду — сто процентов. Закрепляются и там, и там часто женщины жесткие, максимально эмансипированные — этого, вероятно, требует профессия, огромные нагрузки. Однако во все времена лучшими педагогами были мужчины — от Песталоцци до Макаренко и Сухомлинского. И когда в Чехословакии, например, создали детские дома «семейного типа» — в каждой группе было два воспитателя: мужчина и женщина, — интеллектуальное, физическое, психическое развитие шло поразительно успешно, дети-сироты с тяжелейшим прошлым стали дружелюбны, доброжелательны.

— Но нередко папы — инженеры, ученые — действительно очень сильно заняты...

— Да, папы и мамы очень заняты. Но если есть потребность в общении с ребенком — выкраивают время. Хотя бы полчаса перед сном. И эти полчаса можно сделать счастливыми. Есть и выходные. И ребенок будет ждать этих встреч, потому что знает: ему будет хорошо. И эти полчаса могут стать минутами откровения, когда подросток делится тем, что у него наболело. Но если раз, два, три постоянно он видит равнодушие, раздражение, то он замыкается. Причем если маленький ребенок так зависим от родителей, что готов на любые унижения, снова и снова повторяет свои попытки, то подросток находит иные объекты общения или «уходит в себя», оглушает рок-музыкой, которая отгоняет тревожные мысли. Мой четырехлетний сын все время слушал проигрыватель, делая звук как можно громче. Я убавляла звук, он прибавлял. «Почему?» — спрашиваю его. «Ты знаешь, когда я его слушаю, в голову не лезут всякие плохие мысли». У него как раз был период страхов: страх темноты, страх смерти...

Примерно то же самое происходит и у подростков. Конечно, в увлечении музыкой есть и другое: мода, группирование со «своей» командой, но есть и «выбивание» тяжелых, ненужных мыслей, страхов. Оглушение не нужно, когда эти мысли есть на кого «выплеснуть», есть с кем поделиться... Что я сделала с сыном? Я создала такую обстановку, когда он подробно рассказывал мне о своих страхах. Рисовал. Выплескивал их. Я давала ему «заклинания», и скоро ему не понадобилась никакая оглушительная музыка.

У подростков очень много страшных мыслей. Это тот возраст, когда снова и снова возвращаются детские страхи, только уже в гораздо более острой и осознанной форме: понимание конечности жизни, вечные вопросы типа «зачем я живу?», что есть «я», кому я нужен, придет ли ко мне любовь, что из

меня получится? Появляется растерянность перед жизнью.

— Или комплексы: я некрасива...

— Ой, как это важно! «Я маленького роста» — для мальчика. «Я слишком толстая» — для девочки. «Я плохо одет». Все, что кажется пустым, вздорным для взрослых, приобретает колоссальное значение для подростков. И беда, если ему некому об этом рассказать, найти понимание. Рассказать, поделиться со сверстниками — этого часто бывает недостаточно. Потому что нужен человек более опытный, знающий (например, старший брат или друг, который старше лет на десять). Тот, для кого все это пройденный этап.

И, по-моему, «громкое общение» — мы идем, нас много, кричим, громкая музыка, броская, вызывающая одежда — это во многом стремление сгладить 'чувство дискомфорта, просто страха, страха перед жизнью.

— Но почему эти проблемы в подростковом возрасте стоят особенно остро? Почему его называют «трудным», переходным?

— Происходят очень серьезные гормональные сдвиги. И они рождают весьма сильное чувство внутреннего напряжения, дискомфорта. Когда я хочу объяснить родителям, что чувствует их ребенок-подросток, то говорю маме: вы помните свое состояние во время беременности? Помните, что вы чувствовали? «Да, — говорит она, — меня все время точило что-то, мучило».

А у подростков происходят резкие скачкообразные изменения физиологии. Они чувствуют поднимающуюся изнутри волну. Волна эта может быть и просто половым возбуждением, с которым они не справляются, у них еще нет объекта любви. И они чувствуют мучительный стыд. Стыдно, страшно, гадко, чувствуешь себя плохим, виноватым. Им говорят: дурной характер. Да, может, и дурной характер. Но может быть и другое. То, что взрослые очень часто недооценивают степень физиологического дискомфорта в этом возрасте. Плаксивость, раздражительность беременных легко прощается. То, что не было бы прощено в обычном состоянии. Беременная женщина в своей апатии может просто лежать, плакать, кричать. Говорят: ну что с нее взять? То же происходит и с подростком. Но это часто вызывает безумное озлобление у окружающих взрослых, будь то родители или учителя.

— Часто можно услышать фразу типа: «Чего им не хватает? С жиру бесятся!»

— А они и сами не понимают, что с ними происходит. То вялость, слабость, то раздражительность... У нас на эту тему почему-то табу. Но ведь это существует, будем мы об этом говорить или нет... Больше мы говорим о душе. Однако, кроме души, есть еще и физиологические возрастные особенности. Не будем забывать, что человек — все-таки существо биологическое...

— Вернемся к психологическим особенностям возраста. Пожалуй, особенно нетерпимы подростки к морализаторству, нотациям, которыми взрослые — чем старше, тем больше — усиленно их нашпиговывают.

— Далеко не всегда родители, взрослые живут по тем принципам, которые сами провозглашают. А дети прекрасно все понимают. «Господи, она у меня такая ленивая», — жалуется мама на дочь. Я спрашиваю: когда утром вы торопитесь, всегда ли убираете вещи в шкаф и моете посуду? Ответ: «Но я же спешу на работу!» Или папа жучит сына: «Неряха, бездельник, никогда не поможешь маме по дому!» — а сам за всю жизнь ни разу ведра не вынес.