Золотая баба

— На всякий случай и русскому богу Миколе молюсь, и нашему Ортику.

— Это у него что, рожа? — спросил Иван, указывая на блюдо.

— Рожа, стало быть. — Самбиндалов смущенно прокашлялся. — Знаешь, Ивашка, два бога лучше, чем один. Все какой-нибудь да заступится.

— Помолись, дядя Евдя, своему за меня — по тайге, знать, его власть сильнее! Да скажи, чтоб непогодь не слал покамест — а то я вон, к тебе едучи, на небо глядел: с севера облака тащит, как бы холод не нагнало...

— Что тебе непогодь?

— Да ведь по урманам ночевать придется, холод-то мне шибко не надобен.

Самбиндалов кивнул, но вопросов задавать не стал. Высунувшись из землянки, крикнул что-то по-вогульски и показал Ивану рукой на шкуры: садись.

Через минуту посреди землянки возник столик — на два чурбачка хозяйка положила широкую тесину. Появилось угощение: квашеная рыба, рябчики, ягоды и орехи.

За трапезой вогул то и дело испытующе поглядывал на гостя, но от вопросов по-прежнему воздерживался. Иван, сидя на шкуре в непривычной позе — подогнув под себя ногу, — с аппетитом уписывал дичь. И тоже не спешил рассказывать.

Наконец молчание сделалось неловким и, отложив обглоданное крылышко, молодой человек заговорил:

— Беда у нас приключилась... Вся семья наша, и батюшка, и маманя, и невеста моя, — все в тюрьму заводскую угодили. Как бы, слышь, клеймо еще не наложили за провинность нашу...

Самбиндалов оставил еду и, горестно раскачиваясь, слушал.

— И решил я к тебе пробираться да просить о помощи. Скажи, как мне дорогу к скале Витконайкерас найти...

Евдя поник головой и долго сидел, вздыхая, откашливаясь. Когда заговорил, смотрел мимо Ивана.

— Э-э, дело-то, какое неладное. Нельзя, Ивашка, туда. И сказывать мне не можно — Золотая Баба накажет... — Он разом умолк, словно сболтнул лишнее.

Но Иван и виду не подал, что понял причину его смятения.

— Жалко, придется вертаться да сказать родителю — не захотел крестовый пособить...

— Зачем так говоришь? — вогул даже руками замахал на гостя. — Евдя побратима своего не выдаст. Евдя добро помнит. Все, что хочешь, отдам. Живи у меня, ешь, пей, оленя бери, шкурки соболя бери... А туда не можно, никак не можно.

— Ну тогда сам дорогу поищу, — Иван со вздохом поднялся. — А на хлебе соли благодарствуйте.

— Не ходи, Ивашка, — просительно сказал вогул. — Ту дорогу менквы стерегут...