Злой дух

Ольга Чайковская| опубликовано в номере №1412, март 1986
  • В закладки
  • Вставить в блог

Нет и не может быть примирения с пьянством, которое губит людей, калечит их души

Ходят вдоль ограды коронованные дамы, легко ступают своими копытцами, у каждой ветвистая корона надвинута по самые брови, из-под нее глядят прекрасные тревожные глаза. А мохнатые уши красавиц насквозь пробиты жестяными инвентарными номерами. Тихо в стаде, лишь изредка слышно глухое покряхтывание, похожее на скрип сухого дерева: оленихи разговаривают с оленятами. И вдруг откуда-то снизу встает раскидистый куст, он растет все выше и сам собой начинает плыть вдоль изгороди — это олень-отец: его рога, целый лес сухостоя, раскинулись широко, на полспины. Саяны, тайга.

Я добиралась сюда верхом на безымянной (и тоже нумерованной) кобыле, которая несколько часов шла, перешагивая через поваленные стволы, вырывая копыта из чавкающих топей, карабкаясь вверх и вниз по кручам, переходя вброд горные потоки. А живу я не здесь, ниже, в долине. Прелесть ее в том, что она луговая, травяная, а растут тут все старые знакомые — клевер, лапчатник. полевая герань; странно видеть наш среднерусский луг в чаще из каменных гор.

Это и есть то место, где развернулись события.

Вдоль долинки течет Гутара. Она идет, гремит, темная, потоком дымчатого хрусталя; по ее зеленым берегам скачут стреноженные лошади (промхоз разводит коней), бродят коровы (все больше черно-белые). И стоят дома — село Верхняя Гутара.

Этот луговой мирок связан с Большой землей только самолетом. Маленький усердный биплан то и дело летит из-за гор, если, конечно, день и нет тумана. Верхняя Гутара получает сверху все, начиная от кирпича и кончая коробком спичек (все с неба). Крошечная площадка жизни, где, как и на любом ее участке, мирная повседневность то и дело сгущается до сложных и даже, как мы сейчас увидим, весьма жгучих проблем.

Горы эти издавна населяли тофы, охотники и оленеводы. Их жены, особенно молодые тофаларки, бывают очень хороши, такие маленькие «царевны», они нежные матери, тофы вообще очень любят детей. Смотришь на такую узкоглазую мать с узкоглазым ребенком на руках — мадонна! Неужели и эта мадонна...

Да, отвечают мне, и она. Потому что самолет (здесь говорят «борт») привозит не только кирпичи, спички и все прочее необходимое, но и злого духа в бутылке — водку. Злой дух поселяется тогда в домах. Женщина уже не затопит печи, не сварит обед — завалится спать, чтобы, проснувшись, опять выпить и вновь завалиться. И мужчина тоже.

Я как-то зашла в дом оленевода-пастуха, уважаемого в селе человека. Самого его дома нет, он как раз там, далеко в горах, со стадом, мы разговорились с хозяйкой, стройной, живой, приветливой, очень доброжелательной. У них с мужем единственный сын Саша, поздний и особенно любимый — на взгляд он настоящий маленький принц. Спрашиваю, когда вернется глава семьи. Увы, не скоро, они с Сашей очень соскучились и. наверно, сами к нему поедут, она на олене, и он на олене, только Сашу привяжут, он еще мал. Только лишь она это сказала, как отворилась дверь и ввалился хозяин, сильный, коренастый. Что тут поднялось! Все трое смеялись: хозяин молча сиял всем своим широким лицом, хозяйка громко хохотала, а сын визжал от восторга, повиснув на отце и скрестив ноги у него за спиной.

И как легко, как весело пошел наш разговор о том о сем, но только я заговорила о водке (ни минуты не сомневаясь, что встречу понимание у этих, безусловно, умных людей), как он — стоп! — разом остановился. И я увидела: в глазах моих собеседников что-то стало уходить вглубь, прятаться, и вот уже лица их заперты на засов.

— А что водка, — сказала женщина, глядя в сторону, — ничего страшного.

На следующий день у домика, где я жила, звякнула калитка, какое-то нелепое существо ворочалось там, бормотало, но простейшего дела — поднять щеколду — выполнить не могло. Я узнала ее только по маленькому принцу, которого она волокла за собой, когда шла к дому. Да нет, не шла — ползла на раскоряченных ногах (и это она, такая стройная и ладная!); едва осилив порог, села и устремила на меня взгляд, умильный и перекошенный. У нее большая, большая просьба, она пошла было в кассу за деньгами, а там обеденный перерыв, так не могу ли я походатайствовать, чтобы кассу отры... отклы... открыли. И это она, такая умница!

Часа два спустя я увидела Сашу, маленького принца, в чьих-то непомерно огромных сапогах; он один брел по Гутаре. А Гутара, как всякая горная река, отнюдь не для маленьких детей.

— Мамка пьяная валяется! — крикнул он мне весело.

Говорят, «пьяный проспится...». В том-то и дело, что он никогда не проспится, даже трезвый. Кажется, говоришь с разумным человеком, но только лишь речь зайдет о проклятом зелье, и словно бы оборотень перед тобой (подменили, не узнать). Он полон хитрости, умыслов, уловок, какой-то лживой бодрости, дурацкой веселости. Рядом самый край погибели, и для него погибели, и для самых близких ему людей, а он, хоть и трезвый, будто бы не видит и пляшет на краю. Неужто и вправду не видит, не может быть, не верится: невольно, пусть даже сознавая собственное бессилие и бесполезность слов, все же начинаешь ему говорить, показывать: вот он, мол, край. Нет, хоть плачь, не видит, не понимает.

«Ничего страшного»? Едва заслышав из-за гор гудение самолета, люди бросают все, радостно мчатся занимать очередь в сельпо, и нет силы, что могла бы их остановить (однажды дети в Доме культуры готовили спектакль, шили костюмы, разучивали роли, очень волновались, особенно перед поднятием занавеса: сейчас их, артистов, увидят заполнившие зал папы, мамы, бабушки, дедушки. Занавес раздвинулся — зал пуст: пришел «борт» с водкой. Стояли дети в костюмах, никому не нужные, смотрели в пустой зал). Час-два по домам идет веселье, а потом выползает на улицу мутная пьянь. Не узнать тогда добрых, умных тофов. Шатаясь, бродят они, угрюмые, глядят со злобой, ищут ссоры, жаждут драки. А ведь они вооружены. Правда, вернувшись из тайги, охотники обязаны сдать оружие в зверопромхоз, но одно дело — правило и другое — жизнь; к тому же порой «борт» летит так поспешно, что прибывает быстрее, чем сдадут оружие. Торг торопится: охотники при деньгах, сейчас самое время эти деньги выкачать.

Не узнать Гутары, чумеет она, дуреет. Один парень другому наливал стакан, да не долил доверху — ссора, драка, удар ножа (а тут еще чья-то умная голова додумалась уничтожить в Гутаре больницу — был свой стационар, своя операционная, остался теперь медпункт и в нем фельдшер, которого лечат от алкоголизма), погода была нелетная, и парня не спасли. Жили в Гутаре брат с сестрой, очень любили друг друга, строили планы: она поедет учиться, вернется с высшим образованием, именно она, потому что очень способная. Умирая, он просил ее осуществить этот план, умирая, потому что в минуту похмельного отчаяния — а отчаяние, тоска бывают такие, что легче спустить курок, чем жить, — он выстрелил в себя из охотничьего ружья. И его тоже не спасли. Старый тоф, знаменитый охотник, сгорел у костра пьяный.

Зато торг выполнил план.

Нижнеудинский нарколог Юрий Степанович Носков рассказывает о глубоких психологических сдвигах, которые вызывает алкоголь, о галлюцинациях и бреде. Мучают парня голоса: в одном ухе поет София Ротару, в другом — Алла Пугачева, он даже стрелял в воздух, чтобы отвязались. А бывают голоса куда более опасные; двоих охотников они позвали, выманили из зимовья, один из них замерз в сугробе, другой попал в полынью.

Зато торг неизменно выполнял план и, может быть, даже перевыполнял.

Один заезжий человек прибыл в Гутару и, зайдя в сельпо, увидел такую картину: толпа, весьма возбужденная, зажала в угол продавщицу, а та, сжавшись, твердила: «Ничего не знаю, идите к Бобкиной, идите к Бобкиной!» С этой сценой в наш рассказ вступает его героиня.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 7-м номере читайте о нашей первой женщине-дипломате Александре Коллонтай, об истории написания портрета баронессы Икскуль фон Гильденбант – одного из самых известных произведений Ильи Репина,  о жизни известнейшего театрального деятеля Владимира Ивановича Немировича-Данченко, о наших замечаетельных мастерах – реставраторах Русского музея, о создании свадебного марша Мендельсона, о великом русском ученом и путешественнике Николае Николаевиче Миклухо-Маклае, новый детектив Елены Колчак «Смерть в замке» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Экибастуз: так ли хозяйствуем?

XXVII съезд КПСС требует от нас...

Алексеевский ключ

Как сохранить традиции ведущей легкоатлетической школы?

Твоя позиция

Делегат XXVII съезда КПСС, студент второго курса Московского авиационного института Анатолий Качалин отвечает на вопросы «Смены»