Живем и помним

Живем хорошо, поселили нас в клубе. Работаем с 8 до 20 часов, а после работы поем песни наши. Часто вспоминаем с Сашей Соловьевым день, когда были у Вас, и, конечно, — помним Геннадия. Нас, «афганцев», здесь восемь человек, так что есть о чем поговорить. Мы здоровы, и все у нас хорошо, тем более, что нас не забываете Вы, мама погибшего нашего парня. Наверное, у всех «афганцев» такие мамы.

Ну вот вроде и все. Пора на работу. Еще раз большое Вам спасибо за варенье, этим нас здесь не балуют. Олег Завьялов и все бойцы отряда.

Если будет время, пишите. Наш адрес: Череповецкий район, деревня Бурцево, студенческий строительный отряд «Шурави».

Конечно, это случайность, что они попали именно в совхоз «Комсомолец». Мог быть леспромхоз, могла быть узкоколейка... Они не торговались, не повернули назад, когда приехали в Бурцево «на разведку» и увидели, что жить фактически негде.

Расчистили от грязи две комнатушки в полуразвалившемся деревенском клубе, с трудом разместили там дюжину кроватей. Когда я приехал, у ребят уже было по-своему уютно. На стенах — несколько стройотрядовских курток и несколько армейских, гитара, где-то под потолком — телевизор. Стало еще уютнее, когда я достал из сумки банку клубничного варенья... Пошли расспросы, а потом ребята побежали на реку — смыть с себя грязь и пот двенадцатичасовой работы.

У «Шурави» три объекта. Коровник, простоявший полтора десятка лет без ремонта. Зерносклад, где в минувшую зиму рухнула крыша. И конюшня. Ее надо построить с нуля. Объекты для совхоза самые необходимые. К уборке студенты должны были сдать зерносклад, к первым ночным холодам — коровник...

Узнал я об этом от Николая Алексеевича Беляева, инженера по охране труда, всю жизнь проработавшего в совхозе. Рассказал он о судьбе «Комсомольца», и рассказ этот получился невеселый.

Кажется, парадокс — рядом огромный город, промышленный Череповец, а переедешь на другую сторону Шексны и видишь, как опустела та деревня, где еще год-другой назад жили люди. Матурино, центральная усадьба совхоза, в один день стала частью города, и на ближайших угодьях нынче собрали, быть может, самый последний для этой земли урожай. Сюда уже ходит городской автобус, а в поле появились стрелы кранов.

— Были крестьяне, стали горожане, — говорит Николай Алексеевич...

Может быть, кого-то из деревенских это и радует, а его так нет. Последняя молодежь уйдет из соседних деревень, кто будет землю пахать?.. Да что молодежь! Из многих деревень ушли все. Из Гришина, из старого Домоозёрова, из Озера, из Жары...

Вот на какой земле работают «Шурави», и стоит ли говорить, что значат для нее их руки именно сейчас. Для ребят очень важно работать своими руками на своей земле. Какие они в общем-то горожане? Многие в первом поколении. Отцы и матери их остались в деревне, туда они ездят каждые каникулы. Не загорать, а косить, рубить дрова, таскать воду... Они там свои. Там все еще помнят их пацанами.

На завтраке Андрей Шумов («трудный» подросток, 16 лет, размер обуви 46, рост где-то за 190) заглянул в свою тарелку и возмутился:

— У всех одна котлета, а у меня две. Почему?

Он строго посмотрел на повариху Свету.

Комиссар усмехнулся и объяснил:

— Ешь, Андрюха, тебе в армии две порции положены. С твоим-то ростом. Так что привыкай, понял?

Андрей кивнул и вопросов больше не задавал. Потом я спросил у него, где хочет служить.

— В морской пехоте.

На своих рабочих рукавицах он написал шариковой ручкой «спецкран». Это он о себе. Вообще у него неплохо с юмором, и он всегда готов подшутить над собой.

В отряде их трое, «трудных». Каждый из них, не будь этой «командировки» в стройотряд, мог к концу лета оказаться на скамье подсудимых. Впрочем, один уже осужден условно.