А вот ребята из «Шурави» считают, что память о погибшем друге — это забота о его матери. В очередную годовщину Апрельской революции «Шурави» пригласили в свой клуб родителей погибших воинов-интернационалистов. И не только родителей — вдов, детей, братьев. Впервые они собрались вместе, но солдатские матери узнали друг друга. Они встречались на городском кладбище, у кого-то и могилы сыновей рядом.
Был митинг в музее комсомольской славы. Потом ребята возложили цветы к каждой могиле, и у каждой могилы — минута молчания. Матери погибших пригласили их к себе в гости.
...Еще года нет клубу, но для одной из солдатских матерей ребята добились установки телефона, вдове погибшего офицера помогли с квартирой... Кто-то скажет, что это не бог весть какие услуги. Но это и не услуги. Это Память. А на нее нет прейскуранта. Не может быть.
...В один из первых своих дней в Бурцеве «Шурави» привели в порядок памятник погибшим в Великой Отечественной. Тридцать лет назад он был поставлен на горке против клуба, соорудили его на деньги, собранные жителями деревни. Ребята выкосили траву вокруг памятника, открылись взгляду фамилии. Много фамилий. Больше, чем сейчас во всей деревне народу...
После стройотряда трое из «Шурави» по командировке обкома комсомола вылетели в Туркестанский военный округ, в военный госпиталь. В тот самый, где несколько лет назад поставили на ноги комиссара отряда Олега Завьялова. Тогда госпиталь только разворачивался, и там не было даже телевизора, а это, согласитесь, не последняя вещь для раненых. На часть заработанных отрядом денег ребята купили для госпиталя то, что ему необходимо сегодня, необходимо нынешним воинам-интернационалистам.
В один из дней командировки я зашел в бурцевскую библиотеку. По старой привычке порылся в книгах. А потом деревенский библиотекарь Галина Ивановна Соловьева протянула мне листок бумаги с каким-то объявлением:
— У нас здесь никто толком и не знает, кто такие «Шурави». Вы журналист, так поглядите, правильно я написала?
Объявление было такое: «В четверг после сенокоса в домоозеровском клубе состоится встреча с воинами-интернационалистами из стройотряда «Шурави». От руки было приписано: «Шурави — значит советские люди».
— Все правильно, — сказал я, — все таки есть.
Вечером, после ужина, когда все ребята были в сборе, комиссар развернул сложенное фронтовым треугольником письмо и стал читать...
«Завьялову Олегу и всем Шурави.
Здравствуйте, мои дорогие сыночки! С горячим приветом к вам семья Журавлевых. Спасибо вам. что нашли время написать нам письмо и сообщить о себе. Мы живем, все нормально. Я работаю, а Володя и Сереженька занимаются огородом и собирают ягоды, ездят в лес. Они ездили на мотоцикле, но теперь он изломался, так похуже дело будет. Мне некоторые женщины говорят: что тут хорошего — встречаться с чужими сыновьями, только себя расстраивать. Им меня трудно понять, а я ведь в каждом из вас нахожу что-то Геночкино. А главное, вы вернулись из этого пекла, в котором остались ваши сверстники, друзья. Я не завидую вашим матерям, а я счастлива вместе с ними, что вы вернулись домой.
До свидания, наши дорогие и родные сыночки. С уважением, Журавлевы. 27 июля 1987 года».
— Вот такое письмо, мужики...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Роман-хроника
Живая память
Рассказ