Через мгновение Морти вышел, бросил вызывающий взгляд на Лу, молча прошел мимо него в гостиную и сел рядом со своей женой.
Потрясенный Лу не знал, что делать. Он не мог допустить, чтобы Дед принимал разбавленный антигеразон; но если он скажет об этом Деду, жизнь в квартире, и без того невыносимая, превратится в ад.
Лу заглянул в гостиную и увидел, что Шварцы, и среди них Эмералд, наслаждаются минутой покоя, поглощенные тем, как портило себе жизнь семейство Мак-Гарвеев. Он украдкой вошел в ванную, старательно запер за собой дверь и начал опорожнять Дедову бутыль в раковину. Он хотел снова наполнить ее чистым антигеразоном из 22 бутылочек поменьше, стоявших на полке. Бутыль вмещала полгаллона, горлышко у нее было узкое, и Лу казалось, что жидкость выливается уже целую вечность. А едва ощутимый запах антигеразона, чудилось ему, мощной струей льется в квартиру сквозь замочную скважину и щель под дверью.
— Глут-глуг-глуг-глут, — монотонно булькало в бутылке. Внезапно из гостиной донеслась музыка, шум голосов и звуки отодвигаемых стульев. Телевизионный диктор произнес: «На этом мы заканчиваем 29121-й выпуск передачи о жизни наших с вами соседей — Мак-Гарвеев». В холле послышались шаги. В дверь ванной постучали.
— Секундочку, — веселым голосом откликнулся Лу. В отчаянии он потряс бутыль, чтобы жидкость выливалась быстрее. Мокрое стекло выскользнуло у него из пальцев, и тяжелая посудина разлетелась вдребезги, ударившись о плитки пола.
Дверь распахнулась, и картина преступления открылась глазам ошеломленного Деда.
Лу почувствовал странное покалывание под волосами. Поборов приступ головокружения, он попытался мило улыбнуться, и, так как в голову ему не приходило ни единой мысли, он молча ждал, когда Дед заговорит.
— Ну-ну, парень, — произнес наконец Дед. — Придется тебе тут прибраться.
И больше ничего не сказал. Он повернулся, протолкался сквозь толпу и заперся в своей спальне.
Изумленные Шварцы еще мгновение молча разглядывали Лу, а потом поспешили в гостиную, как будто часть его ужасной вины легла бы и на них, задержись они тут слишком долго. Последним ушел Морти, бросив на Лу насмешливый взгляд. В дверях осталась только Эмералд. По ее щекам катились слезы.
— Ах ты, мой несчастный! Ну, не надо так переживать. Это я виновата. Я тебя на это подбила.
— Нет, — ответил Лу, к которому вернулся голос. — Это не ты. Честное слово, Эм, я просто...
— Не нужно мне ничего объяснять, милый. Я с тобой, что бы ни случилось.
Она поцеловала его в щеку и прошептала:
— Милый, это же не убийство. От этого он бы не умер. Ничего в этом ужасного нет. Просто он смог бы уйти тогда, когда бог этого захочет.
— Что же теперь будет, Эм? — глухо произнес Лу. — Что он теперь сделает?
Перепуганные Лу и Эмералд почти всю ночь не сомкнули глаз, гадая, что предпримет Дед. Но из заветной спальни не доносилось ни звука. Они задремали лишь за два часа до рассвета.
В шесть они уже были на ногах — в это время на кухне завтракало их поколение. С ними никто не разговаривал. В их распоряжении было двадцать минут на еду, но после бессонной ночи они двигались так медленно, что едва успели проглотить по две ложки переработанных под яйцо водорослей, и уже было пора уступать место следующему поколению.
Потом они, как и полагалось последним, кого лишили наследства, принялись готовить завтрак для Деда — ему по утрам подавали в постель на подносе. Они пытались держаться весело. Тяжелее всего было иметь дело с настоящими яйцами, грудинкой и маргарином, на которые Дед тратил почти всю прибыль своего капитала.
— Что ж, — сказала Эмералд, — я не собираюсь поддаваться панике, пока не выяснится, стоит ли паниковать вообще.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.