В эти годы малыш осваивает все главные виды человеческих движений: он стоит, ходит, владеет руками, телом. В эти годы входят в строй нервные механизмы всех воспринимающих органов человека, и малыш обретает то, чего у него не было при рождении: человеческое – осознанное – зрение, слух, обоняние, осязание, вкус.
В эти годы у малыша рождается речь, кристаллизуются основы мышления, опоры человеческого разума. В эти годы в нем созревают главные человеческие чувства, вырастают фундаменты характера, личности. Он овладевает почти всеми основными каналами общения с миром, с другими людьми. За годы раннего детства в нем рождаются почти все главные свойства, которые отличают человека от животных. Такого скопления гигантских переворотов нет больше ни в одном другом возрасте человека; такой сверхскорости созревания человек тоже не испытывает больше никогда.
Во всем этом – уникальность младенческого возраста, уникальный характер детского развития, которое резко, в корне отличается от развития взрослого. Первые четыре-пять лет жизни – вызревание со скоростью бамбука почти всех становых человеческих свойств; остальная жизнь – куда более медленный их рост и прибавление к ним некоторых других.
«И, наверно, прав А. С. Макаренко, который в унисон с Толстым говорил: «Главные основы воспитания закладываются до пяти лет, и то, что вы сделали до пяти лет, – это 90% всего воспитательного процесса, а затем воспитание человека продолжается, обработка человека продолжается, но в общем вы начинаете вкушать ягодки, а цветы, за которыми вы ухаживали, были до пяти лет».
Впрочем, это было известно очень и очень давно. Еще в XVII веке Ян Амос Коменский, основатель педагогики, говорил: «Только то в человеке прочно и надежно, что всосалось в природу его в его первую пору жизни». Французский философ, писатель и педагог Руссо писал в XVIII веке: «Воспитание человека начинается с его рождения; он еще не говорит, еще не слушает, но уже учится». Сто лет спустя великий русский ученый Пирогов подтверждал: «Все мыслители, я думаю, пришли к заключению, что воспитание нужно начинать с колыбели».
И, наконец, в XX веке наука психология окончательно утвердилась на этой истине. «Ребенок, – писал один из известнейших детских психологов начала века, – приобретает все основные душевные функции в первые 3 – 4 года своей жизни, и во всю последующую жизнь он не делает таких основных духовных успехов».
В последнее время психологи и педагоги все больше говорят об исключительной роли раннего развития ребят. Некоторые ученые даже считают, что половина умственного роста ребенка приходится на первые 4 – 5 лет жизни. К этому времени, говорят они, ребенок проходит полпути в создании основ своего умственного багажа, в развитии познавательных способностей.
Многие родители не знают детской психологии, ее резкого отличия от взрослой. Это незнание больно бьет по самому фундаменту воспитания, круто снижает весь его кпд.
Дети чувствуют мир куда обостреннее, чем взрослые, у них всегда и во весь «голос» работают все их пять чувств. У малышей-дошкольников – особый тип сознания, особая психология. У них нерасчлененные, слитные психологические восприятия: чувство, мысль, воля – все сплавлено воедино и почти всегда неотличимо друг от друга. Эту смутную неразделенность называют детский синкретизм (от греческого слова, означающего «соединение», «смесь»).
Синкретическое сознание – это как воздух, в котором соединены между собой кислород, водород, азот и другие газы. В потоке детской психики все перемешано: физиологические и психологические ощущения, струйки чувств и мыслей, вспышки инстинктов, полуосознанные и осознанные порывы. И поэтому вся внутренняя жизнь малышей в корне отличается от взрослой. Мысль у них не развита, она почти не отличается от чувства, иногда только превращается в более отчетливое, более оформленное чувство, выраженное в словах или словесных туманностях. В этом отличие мысли синкретической, первичной, детской от мысли аналитической, развитой, взрослой, которая отделена от чувства и выглядит четкой, неразмытой.
Чувства детей, как и мысли, тоже отличаются от чувств взрослых. Они часто туманны, неясны, не осознаются, а только ощущаются; ребенок вообще почти никогда не обращен в себя, он чаще всего обращен «наружу». Но главное, наверное, здесь – это накал чувств: они сильнее, чем чувства взрослого человека. Взрослый чаще всего переживает лишь частью своего существа, кроме, может, быть, любви, й которой он участвует весь, и чувств-вспышек, чувств-приступов: гнева, ярости, злости. Маленький ребенок переживает всем своим существом, у него чувства-великаны. Они как бы поставлены под увеличительное стекло.
И это тоже одна из главных черт младенческого (синкретического) сознания. Для детей поэтому нет полутонов, все для них максимально, предельно, все полно крайностей: ночь беспросветно черна, конфета самозабвенно сладка, горе – нестерпимая тяжесть. Но чувства их всегда коротки, это чувства-вспышки, чувства-импульсы, и своей краткостью они тоже отличаются от чувств взрослых. Горести, радости, переживания у малышей – всегда на несколько секунд.
И еще одна важная черта есть у синкретической психологии – детская игра в слова. У малышей текучее сознание, у них нет еще жесткого закрепления признаков за вещами, они переносят признаки одной вещи на другую. Это рождает детскую метафористику, неожиданные сравнения, всю детскую «рассыпанность» языка. Без этой незакрепленности нельзя понять психологию малышей.
Для детского мироощущения поразительно важны главные физиологические нужды – еда, питье, естественные надобности. Они занимают в мире детей куда больше места, чем в мире взрослых, и наслаждения от них стоят в первом ряду детских радостей. Эти физические радости идут у детей в сплаве с психологическими радостями, одним аккордом с ними. Все детские ощущения – телесные, душевные – слиты между собой и от этого как бы помножаются друг на друга, резко усиливают друг друга. Именно поэтому детские чувства – это бурные порывы, именно поэтому дети чувствуют всем своим существом, всеми нервами и клетками.
К сожалению, почти ни в одной книге не говорится сколько-нибудь глубоко о младенческом сознании. В психологии и педагогике это белое пятно. Когда, например, кончается синкретическое сознание? Наверное, года в 4 – 5 начинается переход к аналитическому сознанию: дети в это время много спрашивают. «Почему?» – это уже попытки уйти от неясности, найти различие вещей. Это начало очень важного перехода в сознании ребенка: как меняются зубы, так и тут «молочное» сознание меняется на «коренное».
Чувства, мысли, волевые порывы начинают как бы отслаиваться друг от друга, делаться самостоятельными; постепенно Вырастает фантазия – взлет мысли над сиюминутным действием малыша, освобождение ее из плена того, чем занят малыш в данную секунду; начинается заглядывание внутрь себя, осознавание своего «я»; постепенно появляется способность сдерживать порывы чувств – может быть, потому, что они уже чуть стихают, делаются не такими взрывными.
В эти годы психология у малыша уже не просто синкретическая, а сплав из двух психологии – синкретической и аналитической. Перелом этот – очень важная возрастная ступень, он так же важен, наверно, как известный всем переходный возраст. В общем-то это тоже переходный возраст, но только духовный, не физический. Можно даже сказать, что это первый переходный возраст. К концу его, годам к шести-семи, в детях уже складываются будущие основы характера, его фундамент.
Наука психология молчит об этом, а ведь именно тут лежат ключи к детскому воспитанию. Если к детям не относятся как к людям с особой психологией, с особым восприятием жизни – значит, к ним относятся неправильно, воспитывают вслепую, на ощупь и часто ломают их или не развивают того, что в них заложено.
Почему, кстати, литература о маленьких детях чаще всего непсихологична? Может быть, потому, что об их особой психологии говорить очень трудно? Но ведь тем важнее открывать скрытый – внутренний – мир ребенка, постигать своеобразие его чувств, ощущений, переживаний. Тем важнее внедряться в душу ребенка, отыскивать особые пружины его поступков и настроений, которые совсем непохожи на наши, взрослые.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.