В одном из откликов на первые мои статьи о воспитании говорилось: «Много у нас мудрствуют вокруг детей. Выдумали какое-то раннее развитие, заставляют грудных плавать, годовалых – тяжести поднимать, а в три года – на непосильную голову – читать да считать. Понавыдумывали теорий, как воспитать такое качество, сякое, десятое. Проще надо, без лукавого мудрствования: делай, как я делаю, поступай, как я велю, – вот и вся мудрость. Только не надо, чтобы твое слово и твое дело были лебедем, щукой и раком. Пусть тянут в одну сторону – и вытянут ребенка в хорошего человека». (Степан Еремеевич Ветлугин, пенсионер.)
Насчет лебедя, рака и щуки – это, конечно, правда. После трех лет малыши начинают улавливать разницу между тем, что говорят и что делают родители, и с этого возраста слово и дело становятся для них теми двумя рельсами, которые должны идти вместе, иначе не миновать крушения.
Но мало делать и говорить одинаково; главное – знать, ЧТО именно делать и ЧТО говорить. А тут у нас, к сожалению, царит докультура – воспитательная неграмотность, педагогическое невежество. Врачи выяснили: даже среди молодых родителей с высшим образованием больше половины не знают, какой должен, быть режим, каким должно быть питание у малыша. Еще больше у нас незнаний (и антизнаний) о моральном, эмоциональном, умственном развитии детей. Здесь – многие, наверно, понимают это – нужен массовый ликбез; он резко облегчит воспитание, повысит долю родительских радостей, понизит долю горестей и тягот. Воспитание детей – трудная наука и трудное искусство. Чтобы хорошо воспитывать, надо много знать и много уметь. Надо знать младенческую психологию, которая резко отличается от взрослой. Надо знать, как лучше развить, «такое качество», а как – «сякое»; знать постоянно растущую по трудности цепочку требований, все время усложняющуюся лестницу целей, которые мы ставим перед детьми.
Чтобы хорошо воспитывать, приходится постоянно держать в голове все сцепление этих целей, которое действует сегодня, будет действовать через неделю, через месяц. Мы одновременно учим малыша, чтобы он сам умывался и чистил зубы, сам застегивал пуговицы и завязывал шнурки, сам ел – и при этом пользовался ножом и вилкой, сам наливал чай в блюдце или суп в тарелку, сам мыл посуду и вытирал ее, подметал, стирал, убирал свои книги, игрушки. И еще пел, декламировал, умел прыгать и бегать, и играл в разные игры, и водился с детьми, и разговаривал со взрослыми, и умел кончить игру, когда пора есть или спать, и умел пересиливать усталость, и учился делать то, что не хочется, и много-много другого...
Множество частных целей, из которых складываются сквозные цели, множество способов и методов, из которых надо выбирать лучшие для этой цели и этого ребенка, – из постоянной их смены, из постоянных поисков, из каждодневного решения десятков новых загвоздок и состоит труднейшее искусство воспитания.
Родители, как уже говорилось, играют решающую роль в формировании психики человека. Именно в семье создается психологическая сердцевина детской личности, ее корневые фундаменты. На них потом накладываются все другие влияния жизни, но их восприятие, степень переработки в двигатели поведения зависят именно от тех корневых основ детской личности, которые закладываются в семье.
В этом состоит уникальная роль родителей, роль, в которой их не может заменить никто. И это касается отца не меньше, чем матери. Джордж Герберт, английский поэт XVII века, верно говорил: «Один отец значит больше, чем сто учителей». Наш Карамзин подтверждал: «Без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы».
Для нормального развития детей нужно равновесие женских и мужских влияний. Такого равновесия сейчас, к сожалению, нет во многих семьях. По данным социологов и педагогов, в большинстве семей отцы мало, а то и никак не занимаются детьми. В яслях и садах мужчин нет совсем, в начальной школе тоже. Все детство – время складывания характера – проходит под властью почти одних женских влияний, в атмосфере «матриархата»; это явно вредит детям, особенно мальчикам. Во многом из-за нехватки мужских влияний и появилась так называемая «феминизация» (от латинского «фемина» – «женщина») многих юношей и, наоборот, уродливые, варварские виды мужественности.
Во многих девочках из-за нехватки мужских влияний не вырастает очень важный для них подсознательный идеал мужчины; обычно этот идеал складывается постепенно и подспудно влияет потом на сердечные влечения. Психологи заметили, что дочери хороших отцов влюбляются в юношей, которые чем-то похожи на их отцов; дочери плохих – в юношей, которые их отцам противоположны. Но многим девушкам сейчас не помогает этот компас подсознания. Возможно, и поэтому так выросли в последнее время девичьи метания, нетвердость в симпатиях, ошибочный выбор.
По всем этим причинам резкий взлет отцовского участия в воспитании – одна из главных нужд семьи и один из основных, наверно, рычагов улучшения всей семейной атмосферы. Ведь там, где родители не связаны этой дополнительной связью – лепкой человека в человечке (а значит, и в себе), семьи более подвержены распаду; у мужа и жены здесь меньше сил стяжения, больше сил разбегания.
Увеличение доли мужского участия в воспитании уменьшило бы домашнее полубезделье многих отцов, облегчило бы жизнь матерям, помогло сделать теплее семейный климат. Это хорошо отозвалось бы на целых поколениях детей, могло бы восстановить в их душах нарушенное равновесие женских и мужских влияний. Многие, наверно, понимают, что одни свойства в детях легче воспитывать матери, другие – отцу. Очень хорошо говорит об этом Лена Алексеевна Никитина, мать из семьи Никитиных, известной своей системой раннего развития детей. У матери, считает она, из-за самой ее женской природы лучше может идти воспитание чувств, нравственное и эстетическое развитие малышей, привитие им богатства и тонкости человеческих отношений. Но у матери есть и слабые места: подсознательная боязнь за ребенка, инстинктивная – чаще всего неверная – тяга уберечь его от опасности, чрезмерная жалость к нему. Поэтому отец может лучше приучать детей к сложностям жизни, ему легче воспитывать в них смелость, упорство, самостоятельность, легче заниматься их физической закалкой, развитием ума. Так делятся воспитательные обязанности у Никитиных, и это дает хорошие плоды.
У отца, как и у матери, есть свои слабые места, которые идут от его мужской природы: повышенная жесткость и резкость в воспитании, подсознательная тяга убыстрять, подхлестывать детское развитие, силовой напор, нехватка душевной тонкости.
Лучше всего идет воспитание, когда достоинства матери сплавляются с достоинствами отца, и этот сплав умеряет естественные минусы того и другого. В таком союзе мать и отец оба – творцы детей, и чем больше они дают детям, тем больше получают от них и друг от друга.
Лев Толстой как-то написал: «От пятилетнего ребенка до меня только шаг. А от новорожденного до пятилетнего страшное расстояние».
Многим, наверно, это непонятно. Что умеет пятилетний? Есть, пить, играть – и все: не намного больше, чем новорожденный. Зато между взрослым и пятилетним – пропасть; взрослый работает, умеет делать тьму всяких вещей; он знает жизнь, понимает множество ее явлений; у него есть развитый ум, самостоятельность, он читает, пишет, ему доступна в принципе вся человеческая культура; он испытывает чувства, которых нет у ребенка; у него самого есть дети, он их кормит, растит, воспитывает. Словом, пятилетний может чуть больше, чем новорожденный; взрослый – несравнимо больше, чем пятилетний. Это само собой бросается в глаза, об этом говорит простейший здравый смысл.
Но не будем торопиться: может быть, Толстой не так уж и преувеличивал?
Что такое новорожденный? Биологическое существо, которое не может делать ни одного из человеческих дел. Ест он не по-человечески, а как все сосунки млекопитающих; завершает обмен веществ тоже не по-человечески – непроизвольно; не может говорить, думать, чувствовать чувствами человека, ничего не знает о мире; не умеет стоять, сидеть, даже поворачиваться с боку на бок; не умеет ничего делать руками; не владеет своим телом; чувствует лишь смутные волны ощущений, физических нужд. Он беспомощен и ничего не может сделать для себя.
За первые годы жизни он проходит гигантскую дорогу от предчеловека к человеку, овладевает главными человеческими умениями и способностями. К трем годам вес его мозга удваивается по сравнению с рождением, а за остальную жизнь вырастает только на четверть. Значит, большая часть органического развития мозга (и вообще нервной системы) проходит в раннем детстве.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.