Под евробутылкой Татьяна Ивановна имела в виду стеклянную бутылочку емкостью 0,35 литра, в которой сейчас продают «фанту», «пепси-колу», «тархун», квас, а случается, и болгарский сок.
Лебедянскому совхозу линия под евробутылку нужна для разлива яблочного сока. Причем собираются его купажировать — я бы сказал, облагораживать — с соком черной смородины, малины, черноплодной рябины, сливы. Яблочный сок «Агроном» изготавливал и раньше, но выпускал в трехлитровых банках, от которых в прошлом году торговля отказалась по причине затоваривания.
Яблочные соки трехлитрового разлива стали притчей во языцех у всех журналистов, писавших о яблочных делах. Получается, что, поменяй мы громоздкие банки на более мелкую посуду, вопрос о расширенном сбыте соков решится сам собой.
Если бы так!
Лично мне справедливые претензии к опостылевшим всем банкам видятся не больше чем частным фрагментом в огромной проблеме под названием «ТАРА», которая так неразрывно связана с понятиями «ПЕРЕРАБОТКА» и «РЕАЛИЗАЦИЯ» фруктов, что говорить о них по отдельности невозможно.
Но вернемся к разговору с Татьяной Ивановной. Когда я искренне посочувствовал совхозу по поводу отсутствия разливочной линии под евробутылку, оказалось, что это только одна из многих претензий подобного плана. «Агроном» в большом объеме производит так называемое яблочное тесто (проще — яблочное пюре), которое отправляет в пищевую промышленность в ветхозаветных деревянных бочках. Заказчикам бочки неудобны. Заказчики требуют, чтобы полуфабрикат фасовали в жестяные килограммов на 8-10 банки. Но у совхоза нет ни банок, ни соответствующей линии. Хотели бы тут наладить выпуск различных джемов и повидла в мелкой расфасовке, пользующихся повышенным спросом покупателей. И опять: ни линии, ни стеклотары. Местная «антоновка», превосходящая своими желейными качествами все другие сорта яблок, будто специально создана для переработки на мармелад и пастилу. Как-то в «Агрономе» изготовили пробную партию этих дефицитных кондитерских изделий. Рассказывают, все получилось замечательно, но... дальше дегустации дело не пошло: нет оборудования для промышленного производства и так далее...
Мы много теряем от снижения качества фруктов и даже их гибели при транспортировке в города и последующем содержании на городских плодоовощных базах — это ни для кого не секрет. Как уже говорилось, хранить фрукты по месту их производства более надежно. Но вдобавок еще и дешевле: на испорченные и отбракованные плоды не ложатся транспортные расходы. Есть еще немаловажная деталь. То, что город не сумел сохранить, чаще всего прямым ходом идет на свалку. В селе же порченые фрукты можно скормить скоту. И отходы переработки — тоже. Сейчас модно говорить о безотходном производстве. В «Агрономе» мне впервые удалось познакомиться с ним воочию: душистая коричневатая крупа, которая пришлась по вкусу и коровам, и овцам, и свиньям, оказалась высушенными яблочными выжимками, остающимися при производстве сока. Стопроцентное использование урожая!
В этой командировке я довольно часто замечал, что в какой-то момент журналист во мне уходит на второй план, безоговорочно уступая место просто горожанину, если хотите, покупателю, который регулярно бывает в магазинах, на рынке, а потому знает фруктовую (в самом широком смысле) конъюнктуру по личному опыту.
Так вот, с такой сугубо личной и достаточно пристрастной позиции я и хотел бы теперь рассмотреть проблему, которой посвящена эта глазка. О вкусах, разумеется, не спорят. Однако осмелюсь утверждать, что наши яблоки вкуснее и как-то задушевнее импортных. В последних выпирает наружу нескрываемый прагматизм. Они словно кричат: мы выросли, чтоб нас покупали и ели. Они красочны и броски, как мастерски сработанная реклама. А попробуешь — ни аромата, ни вкуса. Форма превалирует над содержанием. Как, впрочем, в большинстве импортных фруктовых консервов — всех этих красивых на вид компотах. джемах, конфитюрах. Говорю с уверенностью, потому что всегда покупаю только импортные.
Я не оговорился. Просто есть вещи, через которые трудно переступить. Не могу, например, платить деньги за банку с соком, когда ее жестяная крышка подернута рыжей изморозью ржавчины. Не куплю варенье, если по этикетке, выдержанной в грязно-непонятных цветах, самодельная резиновая печать огромными фиолетовыми буквами оттиснула дату выпуска продукции и ее первосортность. Не могу видеть, как из ломаных, не первой свежести ящиков, окованных для прочности ржавой жестяной лентой, продавцы выуживают помятые яблоки вместе со стружкой, которая их должна бы сберечь, да не уберегла, а только напиталась их соком. Почему наша тара, расфасовка не столько агитируют за покупку, сколько отвращают от нее? Может быть, оттого, что рынок своей емкостью и высокой покупательной способностью отучил производство думать о потребителе как о чем-то одушевленном? А ведь каждый из нас — индивидуальность, а не усредненная единица статотчетности. У каждого — свои требования, привычки, резоны.
Когда прошлым летом возникла угроза затоваривания соков, в качестве спасительной меры предлагалось впредь выпускать их не в трехлитровых банках, а в менее ёмкой стеклянной таре. Как уже говорилось, в унисон со всеми мечтательно вздохнуло о евробутылке в 0,35 литра и Черноземье. Наверное, такая мера действительно повысит сбыт плохо реализуемой продукции. Однако бросается в глаза традиционность предлагаемого решения. Стеклянную банку заменить стеклянной бутылкой — это равносильно тому, что вести прежние рассуждения о «потребителе вообще». Ведь пустая бутылка в 0.35 литра весит 350 граммов. Значит, на каждый литр сока нужно из магазина принести еще и килограмм стекла. Если дом рядом — это еще терпимо. Ну а, предположим. в турпоходе, когда каждый лишний грамм в рюкзаке режет плечо? А как быть с пустой посудой?
Выход напрашивается сам собой — нужно разнообразить тару.
За рубежом, например, соки и напитки фасуют в пластиковые бутылки — литровая емкость весит всего сорок граммов, — в тару одноразового использования из тонкого алюминия и жести с вырывным клапаном или крышкой, в мелкую упаковку различной формы из фольги и ламинированной бумаги. Есть у нас и свой опыт: продаем молочные продукты в полиэтиленовых мешочках и бумажных пакетах разной формы и емкости. Изредка появляются в магазинах и соки в пакетах «дойпак». Иногда их подают на обед пассажирам на некоторых линиях Аэрофлота.
Давно настало время менять стеклянную тару для джемов, повидла, компотов, переходить от нынешних непрактичных жестяных крышек, «намертво» закупоривающих банки, к поворотным. Короче, даже в такой, казалось бы, простой схеме, как «продукт — упаковка», скрыто немало нерешенных пока проблем. Одно ясно: самим садоводам их не решить, ибо нужно специальное оборудование, сырье для тары, фасовочные линии, антисептики и все прочее, что можно сконструировать и создать только в промышленных условиях. Нужны, наконец, дизайнеры и художники, которые придумали бы удобную для пользования и приятную для глаза, разнообразную по виду и назначению тару для широкого ассортимента продукции, изготавливаемой из плодов...
Или вот еще одно «узкое» место — деревянные ящики, в которых наши яблоки поступают в магазин. Весит это неказистое сооружение пять килограммов, вмещает в зависимости от сорта 20-23 килограмма фруктов. Эти ящики называются оборотной тарой, поэтому, согласно правилам, они должны совершить по пять рейсов из сада в магазин и ho пять обратно. За такую короткую жизнь их столько раз погрузят, разгрузят, швырнут, забьют, вскроют, потрясут в дороге и торговых точках, что они превращаются в дощатые развалюхи, с вывихнутыми, сгибающимися в любую сторону суставами. Яблокам в них неуютно. Несмотря на древесную стружку и бумажные прокладки, они бьются друг о друга, о дощатые стенки. Странное дело: в садоводческих хозяйствах при отгрузке первосортным яблокам разрешается иметь не более двух следов «нажима» от чьих-то неосторожных пальцев при сборе или сортировке, от случайного удара о сучок либо ленту транспортера. Зато в дороге оборотная тара им так намнёт бока, что и третий сорт покажется несбыточной мечтой. Хотя, конечно, все равно — необъяснимая загадка — реализуются первым. И как тут не вспомнить, что с гораздо меньшим ущербом мы ухитряемся возить из-за тридевять земель экзотические бананы и манго, апельсины, мандарины и лимоны в легких картонных ящиках. Как тут не вспомнить наш личный опыт доставки и реализации товара более хрупкого, чем яблоки, — диетических куриных яиц: в картонных ящиках картонные вкладыши с отпрессованными ячейками — и вся хитрость. Отпрессовал ячейки покрупнее — и яблоки целехонькими дойдут хоть на край света. Дорого? Не думаю. Испорченные при транспортировке фрукты стоят дороже. Да и послерейсовый ремонт деревянных ящиков в совхозах тоже требует затрат. А то, что на каждые 20-23 килограмма яблок сейчас приходится катать по дорогам за государственный счет 10 килограммов досок, разве это не влетает в копеечку? Тем более что после использования картонную тару легко утилизировать, а не устраивать из нее «аутодафе» во дворах овощных магазинов, как это делается сейчас.
Но опять-таки и эту проблему садоводческим хозяйствам в одиночку не решить.
Лет пять назад один из центральных «толстых» журналов опубликовал интервью с доктором экономических наук, членом-корреспондентом ВАСХНИЛ, председателем Совета по изучению производительных сил при Госплане СССР Владимиром Можиным. Речь шла о Продовольственной программе, и, отвечая на какой-то вопрос, Можин, в частности, сказал:
— Все знают, например, что избытка плодов и ягод в магазинах, мягко говоря, нет. То же — с вареньями, повидлами, джемами, компотами, консервированными фруктами и ягодами. В то же время в Российской Федерации, например, в 1979 году около 70 процентов плодово-ягодного сырья, поступающего на переработку, использовалось для производства вин. Причем доля плодов и ягод, перегоняемых на вино, в целом по стране не сокращается, а растет.
Это интервью было опубликовано, когда «бормотуха», как говорится, была «в законе». Но даже тогда было ясно, что ее взлет — результат происшедшего в какое-то время непростительного сбоя в самом механизме планирования нашей фруктово-ягодной отрасли, допущенного смещения критериев при оценке выпускаемой ею продукции. Это было начало, и не столь важно, кто там впоследствии приложил наибольшие усилия, чтобы «плодововыгодная» отрава распустилась с годами столь пышным цветом: садоводы ли, пищевики или пенообразователи. Известное постановление по борьбе с пьянством и алкоголизмом, принятое прошлым летом, резко обузило «бормотушный» поток и даже четко определило границу его жизни — 1987 год. Но ведь не на пустом месте возникла эта река, были ключики и родники, питавшие ее. И если еще существуют они, значит, и она не могла вот так разом пересохнуть, бесследно исчезнуть. К тому же кто-то раньше проживал на ее благодатных берегах, ею кормился. Я имею в виду в первую очередь садоводов. Они стоят у колыбели «бормотухи». Как они там теперь, в безалкогольном бытие? Довольны ли судьбой?
Как ни странно, но никто, с кем я беседовал. даже те, кто совсем недавно значительную часть своего урожая перерабатывал на плодово-ягодное вино, не вспомнил о нем добрым словом. Даже общесоюзному пренебрежительному прозвищу «бормотуха» тут, в Черноземье, имелись не менее уничтожающие региональные синонимы: «червивка», «гнилушка» и даже рифмованное — «елецкий коньячок — два яблочка и червячок». Тем не менее, причины ее былого процветания назывались разные.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Скорость
Творческая педагогика
Отечество