Вьюга в городе

Ни Яше, ни Пете, наморозившимся до полусмерти, не желалось соглашаться с корреспондентом, считавшим их чуть ли не героями. Да, на них, по-обезьяньи карабкающихся по железным конструкциям мачты, снизу смотрели как на храбрецов-удальцов, сопереживали. И они там, на высоте, знали, чувствовали это и поэтому не могли, не смели попятиться, спасовать, не смочь. Жалко и страшно было бы после смотреть в каменное лицо сгорбившегося как будто бы под тяжестью огромного личного горя Паратова...

Теплый свет электрической лампочки ярко-празднично лучился в предбаннике. «А не поусердствуй мы с Петей, банька вряд ли сейчас работала бы», – с навязчивым самообольщением подумал Яша и даже пожалел, что сидящие рядом с ним мужчины не ведают, кого благодарить им за этот светлый уют. Но тотчас стало неловко от этой мысли. Вспомнилось, с какой подсмешинкой Лиза сказала «Гер-рои». А ведь Лиза – человек прямой, зря не скажет...

Яша отложил газетку и прислушался к мирно гоготавшим мужчинам. Заядлые парильщики наперебой, с какой-то сладкой угрозой сообщали друг другу, что припасли для сотворения сухого «вкусного» пара: кто прихватил настой эвкалипта, кто хлебного кваса, кто раздобыл сухой горчицы... Яша и сам был мастер поддавать в печь, добавляя в воду разные снадобья. А нынче в спешке забыл их взять и благодарно слушал запасливых парильщиков, предвкушая благоухание целебного банного зноя, который сготовить при умении нетрудно: плесни на раскаленные голыши кваску – и ударит в нос жаркий дух свежеиспеченного хлеба, а в каменку кружку березового сока – и в парильне дышится уж, как в летнем лесу...

— Пивка бы после баньки... Но, говорят, кончилось, – с сожалением вздохнул круглолицый, с набрякшими подглазницами седоватый крепыш.

— В вашем возрасте пора отказаться от пива не только в бане, но и вообще... – посоветовал ему высокий парень с короткой черной бородой на матово-бледном лице. Он стоял перед узким, вделанным в стену зеркалом и крохотными ножницами вылавливал, состригал торчащие кое-где из бороды волоски.

— Что возраст?! Да я здоров как бык, даже не знаю, как быть, – с веселой хрипотцой погордился крепыш.

— У вас же отеки... почки шалят.

— А вы кто, доктор? – недоверчиво покосился на бородатого крепыш и смолк, уличенный в незлом своем, но наглядном пороке. Он как-то суетливо потер будто только сейчас обнаруженные мешки под глазами и уступчиво сказал бородатому: – Вы, может, и правы, но давайте не будем... а то разлаемся еще. А склочным да нервным в баню лучше не ходи...

«А ведь это его собачка замерзает. Такой вот... Рассеянный и мог забыть...» – глядя на крепыша, смекнул Яша и тихо спросил:

— Это ваша собачка там у входа привязана?

— Какая собачка? – не понял крепыш.

— Слышите, скулит?.. Кто ж так делает, бросает?

Все молчали. Крепыш поднялся с креслица, подошел к окну, приоткрыл форточку и заглянул вниз.

— Да, чья-то там собачонка... Точно, – сообщил он и отошел от окна.

— Нынче на собак в городах мода, как на хрусталь, ковры и личные машины, – заметил крутоплечий, спортивного вида парень, сидящий рядом с Яшей. – Пока украшает квартиру – нужна, а чуть что не так – выбрасывают, как старую игрушку.

— При чем тут мода? – не согласился бородатый. – Моего знакомого много раз гнусно предавали, особенно женщины. Он купил и вырастил великолепного дога Майкла и в дружбе с ним обрел душевное равновесие.

— Чую, у вас тоже есть собачка. – Крепыш подмигнул бородатому.

— Не собачка, а прекрасный эрдельтерьер, – гордо уточнил бородатый. – Симпатяга. Вернейший друг.

— Но ваш эрдельтерьер только ваш друг. А кто для него я, например, или вот он? – спросил бородатого Яша. – И кто для вас та собачка, что мерзнет там на ветру?

— Не понимаю вас – Бородатый без интереса посмотрел в неспокойное лицо Яши. – Впрочем, догадываюсь, о чем вы... Но этак и я могу упрекнуть, почему вы не муж всех идущих по улице женщин?