Тогда дядя Егор вышел на улицу, завел машину и уехал. А мать ругала Шуру на другой день:
— От любви любви не радуются. Какого человека обидела — у чужих праздничала.
В войну дядю Егора убило, и он не стал мужем сестры. И только взрослым я увидел настоящую елку.
Дед у меня сутулый, здоровенный. Говорили, что он был есаулом или еще чем-то. Он угрюмо сидел на печи и никого не подпускал на разговор. Порой он через горы уходил к другой своей дочери, опираясь на палку, — он не признавал машин.
Все его в доме боялись, а я нет, и мне это нравилось. Когда он был сердитым и не ел по нескольку дней, меня подсылали к нему с едой. Я чувствовал свою власть и дразнил его: то прутиком щекотал пятку, то выворачивал папаху его наизнанку, и дед по забывчивости надевал ее, то называл «беляком». Тогда дед гнался за мной и, догнав, подымал меня одной рукой, снимал штанишки и плевал в ягодицы:
— Тьфу! Нечистая сила!
— А я тебя не боюсь! — говорил я, обиженный.
— Ладно, дразни, забавник! — соглашался дед украдкой. — Вырастешь, конопатый, — поймешь!
— Чего ты деда мучишь? — ругала мать. — Ты же вылитый он.
— Он «беляк» и прячется! — говорил я.
— Тсс! — шикали на меня. — Дурень! Чтоб ты никому, ни-ни! Ясно?
Потом дед заболел и стал причащаться, подозвал меня к себе и тихо сказал:
— Твоя правда, сынок. Скучно в чужом времени жить. Надурил я здорово, да ничего. Только ты меня смотри помни...
Дедушка в тот раз не умер. Лишь спустя год его занесло на перевале снегом. Нашли деда в расщелине: он лежал плашмя, а сверху лежала палка... Так я и не узнал, какой он.
В неприметной, отдаленной стране до сих пор еще живу я, маленький, шестилетний. До сих пор жив, и кажется, что буду жить вечно. И теперь только память, как на пароходе, увозит меня туда, где гуси летят по небу и не возвращаются, где мамины цыплята в пуху, как снежные...
И мне, нынешнему, там, в той земле, все понятно, все светло. Я вижу тоненькую тропку, убегающую от нашего дома в тальники, где жили для меня все звери: волки, лисицы, медведи. Я до сих пор бегу по той тропинке и боюсь, что повстречаюсь с ними, и мне боязно и приятно, и я бегу, бегу, до сих пор бегу.
А еще смотрю через иневую вязь на оконном стекле на улицу, на снег, на мороз. И мне кажется весь мир белым, в узорах и морозным. А мать говорит:
— И с чего это ты?
А я дышу, дышу на стекло и хочу рассмотреть день, снег, небо.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.