- Прекрати сейчас же! Слышишь?

- Псих, - сказал Вано.

- Ну и пусть. Не я один. Вы все с ума сошли. Все! Никого у меня не было. Никто не раздваивался. Чепуха это, выдумка!

- Довольно, Дьячук, - оборвал его Зернов. - Ведите себя прилично. Вы научный работник, а не цирковой клоун. Незачем было ехать сюда, если нервы не в порядке.

- И уеду! - огрызнулся Толька, впрочем, уже тише: отповедь Зернова чуточку остудила его. - Я не Скотт и не Амундсен. Хватит с меня белых снов.

- Что это с ним? - шепнул мне Мартин. Я объяснил.

- Было бы горючее, я бы немедленно смылся, - сказал он. - Слишком много чудес.

Ледяная симфония

Что случилось с Толькой, мы так и не узнали, но, видимо, странное здесь обернулось комическим. Вано отмахивался: «Не хочет говорить, не спрашивай. Мы оба перетрусили. А я не сплетник». Он не подсмеивался над Толькой, хотя тот явно напрашивался на ссору. «У тебя акцент, как у пишущей машинки Остапа Бендера», - язвил он, но Вано только усмехался и помалкивал: он был занят. Это мы с Мартином под его руководством сменили раздавленный пластин в иллюминаторе. Сам он не мог этого сделать - мешало перевязанное плечо. Было также решено, что мы с Мартином будем по очереди сменять его у штурвала водителя. Больше нас ничто не задерживало: Зернов счел работу экспедиции законченной и торопился в Мирный. Мне думается, он спешил удрать от своего двойника: ведь он был единственным избежавшим пока этой малоприятной встречи. Вопреки им же установленному железному режиму работы и отдыха, он всю ночь не спал после того, как мы перебазировались в кабину снегохода. Я просыпался несколько раз и все время видел огонек его ночника на верхней койке: он что - то читал. О двойниках мы больше не говорили, но утром после завтрака у него, по - моему, даже лицо просветлело, когда снегоход наконец двинулся в путь. Вел его Мартин. Вано сидел рядом на откидном сиденье и руководил при помощи знаков. Я отступал радиограмму в Мирный, перекинулся парой слов с дежурившим на радиостанции Колей Самойловым и записал сводку погоды. Она была вполне благоприятной для нашего возвращения: ясно, ветер слабый, морозец даже не подмосковный, а южный - два - три градуса ниже нуля. Но молчание в кабине тяготило, как ссора, и я наконец не выдержал.

- У меня вопрос, Борис Аркадьевич. Почему мы все - таки не радируем подробности?

- А что бы вы хотели радировать?

- Все. Что случилось со мной, с Вано. Что мы узнали о розовых облаках. Что я заснял на кинопленку.

- А как, вы думаете, должен быть написан такой рассказ? - спросил в ответ Зернов. - С психологическими нюансами, с анализом ощущений, с подтекстом, если хотите. К сожалению, у меня для этого таланта нет: я не писатель. Да и у вас, я думаю, не выйдет при всем вашем воображении, даже при всей игривости ваших гипотез. А изложить все это телеграфным кодом - получатся записки сумасшедшего.

- Что - то же можно предположить?

- Конечно. Вот и начнем с вас. Что предполагаете вы? Что такое, по - вашему, это розовое облако?

- Организм.

- Живой?

- Несомненно, живой, мыслящий организм с незнакомой нам физико - химической структурой. Какая - то биовзвесь или биогаз. Колмогоров предположил возможность существования мыслящей плесени? С такой же степенью вероятности возможно предположить и мыслящий газ, мыслящий коллоид и мыслящую плазму. Изменчивость цвета - это защитная реакция и окраска эмоций: удивления, интереса, ярости. Изменчивость формы - это двигательные реакции, способность к маневрированию в воздушном пространстве. Человек при ходьбе машет руками, сгибает и передвигает ноги. Облако вытягивается, загибает края, сворачивается колоколом.

- О чем вы? - поинтересовался Мартин. Я перевел.

- Оно еще пенится, когда дышит, и выбрасывает щупальца, когда нападает, - прибавил он.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.