Зернов шагнул к укутанному Вано, отдернул мех от его лица и резко спросил американца:

- Этого? Мартин осторожно и, как мне показалось, испуганно подошел ближе и неуверенно произнес:

- Н - нет...

- Вглядитесь получше, - еще резче сказал Зернов. Летчик недоуменно покачал головой.

- Ничего похожего, сэр. Мой лежит у самолета. И потом... - прибавил он осторожно, - я еще не знаю, человек ли он. В этот момент Вано открыл глаза. Взгляд его скользнул по стоявшему рядом американцу, голова оторвалась от подушки и опять упала.

- Это... не я, - сказал он и закрыл глаза.

- Все еще бредит, - вздохнул Толька.

- Наш товарищ ранен. Кто - то напал на него. Мы не знаем, кто, - пояснил американцу Зернов, - поэтому, когда вы сказали... - Он деликатно умолк. Мартин подвинул Толькины санки и сел, закрыв лицо руками и покачиваясь, словно от нестерпимой боли.

- Я не знаю, поверите ли вы мне или нет, настолько все это необычно и непохоже на правду, - рассказал он. - Я летел на одноместном самолете, не спортивном, а на бывшем истребителе, маленький «лонхид» знаете? У него даже спаренный пулемет есть для кругового обстрела. Здесь он не нужен, конечно, но по правилам полагается содержать оружие в боевой готовности: вдруг пригодится. И пригодилось... только безрезультатно. Вы о розовых облаках слышали? - вдруг спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Я настиг их часа через полтора после вылета...

- Их? - удивленно переспросил я. - Их было несколько?

- Целая эскадрилья. Шли совсем низко, мили на две ниже меня, большие розовые медузы, пожалуй, даже не розовые, а скорее малиновые. Я насчитал их семь разной формы и разных оттенков - от бледно - розовой незрелой малины до пылающего граната. Причем свет все время менялся, густел или расплывался, как размытый водой. Я сбавил скорость и снизился, рассчитывая взять пробу: для этого у меня был специальный контейнер под брюхом машины. Но с пробой не вышло: медузы ушли. Я нагнал их, но они опять вырвались, без всяких усилий, будто играючи. А когда я вновь увеличил скорость, они поднялись и пошли надо мной - легкие, как детские шарики, только плоские и большие, не только мою канарейку, но и здоровенный «боннг» прикроют. А вели себя, как живые. Только живое существо может тан действовать, почуяв опасность. Мелькнула мысль: не уйти ли? Но они словно предвидели мой маневр, три малиновые медузы с непостижимой быстротой вырвались вперед и, не разворачиваясь, не тормозя, с такой же силой и быстротой пошли на меня. Я даже вскрикнуть не успел, как самолет вошел в туман, неизвестно откуда взявшийся, и даже не в туман, а в какую - то слизь, густую и скользкую. Я тут же все потерял - и скорость, и управление, и видимость. Рукой, ногой двинуть не могу. «Конец», - думаю. А самолет не падает, а скользит вниз, как планер. И садится. Я даже не почувствовал, когда и как он сел. Словно утонул в этой малиновой слякоти, захлебнулся. Смотрю: кругом снег, а рядом самолет, такой же, как и мой, - «локхид» - маленький. Вылез, бросился к нему, а из кабины мне навстречу такой же верзила, как и я. То ли знакомый, то ли нет, сообразить не могу. Спрашиваю: «Ты кто?» «Дональд Мартин», - говорит. «А ты?» А я смотрю на него, как в зеркало. Нет, врешь, говорю, это я Дон Мартин, а он уже замахнулся. Я нырнул ему под руку и левой в челюсть. Он упал и виском о дверцу хрясь! Смотрю: лежит. Пнул его ногой - не шелохнулся. Потряс - голова болтается. Я подтащил его к своему самолету, думаю: доставлю на базу, а там помогут. Проверил горючее - ни капли. Дам радиограмму хотя бы - так рация вдруг замолчала. Тут у меня голова совсем помутилась: выскочил и побежал без цели, без направления - все одно куда, лишь бы дальше от этого сатанинского цирка. И вдруг вашу палатку увидел. Я слушал его, вспоминая свое приключение, и, кажется, уже начал понимать, что случилось с Вано. Что сообразил Толька, по его выпученным глазам уразуметь было трудно, вероятно, начал сомневаться и проверять на износ каждое слово Мартина. Сейчас он начнет задавать вопросы на своем школьном английском языке. Но Зернов предупредил его.

- Оставайтесь с Вано, Дьячук, а мы с Анохиным пойдем с америнанцем. Пошли, Мартин, - прибавил он по - английски. Я взял с собой кинокамеру. Снимать пришлось сразу же на подходе к месту аварии Мартина. Там было уже не два самолета, а только один. А рядом знакомый мне пенистый малиновый холм. Он дымился, менял оттенки, странно пульсировал, точно дышал. И белые вытянутые вспышки пробегали по нему, как искры сварки. «Не подходите!» - предупредил я обгонявших меня Мартина и Зернова. Но опрокинутый цветок уже выдвинул свою невидимую защиту. Вырвавшийся вперед Мартин, встретив ее, как - то странно замедлил шаг, а Зернов просто присел, согнув ноги в коленях. Но оба все еще тянулись вперед, пытаясь преодолеть силу, пригибавшую их к земле. Не прекращая съемки, я обошел территорию нового «чуда» и наткнулся на тело убитого или, может быть, только раненого двойника Мартина. Он лежал в такой же нейлоновой куртке с «химическим» мехом, уже запорошенный снегом, метрах в трех - четырех от самолета.

- Идите сюда, он здесь! - закричал я. И тут от вибрирующего цветка отделился малиновый лепесток, поднялся, потемнел, свернулся в воздухе этаким пунцовым фунтиком, вытянулся и накрыл лежавшее перед нами тело. Минуту или две это змееподобное щупальце искрилось и пенилось, потом оторвалось от земли, и в его огромной, почти двухметровой пасти мы ничего не увидели. Через мгновение лепесток снова слился с куполом. А на снегу осталась лишь вмятина от лежавшего здесь человека. Я продолжал снимать, торопясь не пропустить последнего превращения. Оно уже начиналось. Теперь оторвался от земли весь цветок и, поднимаясь, стал загибаться кверху. Этот растекавшийся в воздухе колокол был тоже пуст - мы ясно видели его ничем не наполненное, уже розовеющее нутро и тонкие распрямляющиеся края, - сейчас оно превратится в розовое облако и исчезнет за настоящими облаками. А на земле будут существовать только один самолет и один летчик. Так все и произошло. Зернов и Мартин стояли молча, потрясенные, как и я, впервые переживший все это утром. Мартин был подавлен ужасом уже от одной мысли о том, что все увиденное - лишь плод его расстроенного воображения.

- Кого же я убил? - спросил он.

- Будем считать, что никого, - сказал Зернов.

- Но ведь это был человек, живой человек, - повторял Мартин.

- Вы в этом очень уверены? - спросил Зернов. Мартин замялся.

- Не знаю.

- То - то. Я бы сказал: временно живой. Его создала и уничтожила одна и та же сила.

- А зачем? - спросил я осторожно. Он ответил с несвойственным ему раздражением:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.