Всадники ниоткуда

  • В закладки
  • Вставить в блог

Сон без сна

В короткое путешествие к палатке я захватил с собой кинокамеру, но «облако» тан и не появилось. На военном совете было решено вновь перебазироваться в кабину снегохода, исправить повреждения и двинуться дальше. Разрешение продолжать поиски розовых «облаков» было получено. Перед советом я связал Зернова с Мирным, он кратко доложил об аварии, о виденных «облаках» и о первой произведенной мною съемке. Но о двойниках и прочих загадках умолчал. «Рано», - сказал он мне. Вано в палатке мы не нашли, но непонятный беспорядок вокруг - опрокинутая печка, ящик с брикетами, разметавшиеся лыжи и брошенная у входа кожанка водителя - все это удивляло и настораживало. Не снимая лыж, мы побежали на поиски и нашли Чохели совсем близко у ледяной стены. Он лежал на снегу в одном свитере. Его небритые щеки и черная кошма волос были запорошены снегом. В откинутой руке он сжимал нож со следами смерзшейся крови. Вокруг плеча на снегу розовело расплывшееся пятно. Снег кругом был затоптан - причем все следы, какие мы могли обнаружить, принадлежали Вано: «сорок пятого размера покупал он сапоги». Чохели был жив. Когда мы приподняли его, он застонал, но глаз не открыл. Я, как самый сильный, понес его на спине. Толька поддерживал сзади. В палатке мы осторожно сняли с него свитер - рана была поверхностная, крови он потерял немного, а кровь на лезвии ножа, должно быть, принадлежала неизвестному противнику. И нас тревожила не потеря крови, а возможное переохлаждение: как долго он пролежал здесь, мы не знали. Но мороз был легкий, а организм у Вано крепкий. Мы растерли парня спиртом и, разжав стиснутые зубы, влили стакан спирта внутрь. Вано закашлялся, открыл глаза и что - то забормотал по - грузински. «Лежать!» - прикрикнули мы, упрятав его, укутанного, как мумия, в спальный мешок. «Где он?» - вдруг спросил Вано, очнувшись. «Кто? Кто?» Он не ответил, силы оставили его, начался бред. Было невозможно разобрать что - либо в хаосе русских и грузинских слов. «Снежная королева», - послышалось мне. «Бредит», - огорчился Дьячук. С переездом решили подождать. Вано следовало выспаться: спирт уже действовал. Странная сонливость овладела и нами. Толька засопел, залез в спальный мешок на санках и тотчас же затих. Мы с Зерновым сначала крепились, курили, потом взглянули друг на друга, рассмеялись и, постелив губчатый мат, тоже залезли в меховые мешки. «Часок отдохнем, а потом и переберемся». «Есть часок отдохнуть, шеф». И оба умолкли. Почему - то ни он, ни я не высказали никаких предположений о том, что случилось с Вано. Словно сговорившись, отказались от комментариев, хотя, я уверен, оба думали об одном и том же. Кто был противником Вано и откуда этот неизвестный появился в полярной пустыне? Почему Вано нашли раздетым за пределами грота - он даже не успел надеть кожанку? Значит, схватка началась еще в палатке? И что ей предшествовало? И как это у Вано оказался окровавленный нож? Ведь Чохели при всей его вспыльчивости никогда не прибег бы к оружию, не будучи к этому вынужденным. Что же вынудило его? Наверное, эти же вопросы задавал себе и Зернов. Но молчал. Молчал и я. В палатке было не холодно и не темно: сквозь слюдяные оконца сюда проникал слабый сумеречный свет. Однако, постепенно или сразу - я так и не заметил, каким образом и когда, - эта сумеречность не то чтобы сгустилась или потемнела, а как - то полиловела, словно кто - то растворил в воздухе несколько зерен марганцовки. Я хотел привстать, толкнуть, окликнуть Зернова и не мог: что - то давило и прижимало меня к земле, что - то сжимало мне горло, как ранее в кабине снегохода, когда ко мне возвращалось сознание. Но тогда у меня было ощущение, что кто - то словно просматривает меня насквозь, наполняет меня целиком, сливаясь с каждой клеточкой тела. Сейчас, если пользоваться тем же образным кодом, кто - то словно заглянул ко мне в мозг и отпустил. Мутный сумрак тоже отступил, окутав меня фиолетовым коконом: я мог смотреть, хоть ничего и не видел, мог размышлять о том, что случилось, хотя и не понимал, что именно, мог двигаться и дышать, но только в пределах кокона. Малейшее вторжение в его фиолетовый сумрак действовало, как удар электротона. Как долго это продолжалось, не знаю; на часы я не смотрел. Но кокон вдруг раздвинулся, и я увидел стены палатки и спящих товарищей все в той же тусклой, но уже не фиолетовой сумеречности. Что - то подтолкнуло меня, заставив выбраться из мешка, схватить кинокамеру и выбежать наружу. Шел снег, небо затянуло клубящейся пеной кучевых облаков, и только где - то в зените мелькнуло знакомое розовое пятно. Мелькнуло и скрылось. Но, может быть, мне это только почудилось. Когда я вернулся, Толька, зевая во весь рот, сидел на санках, а Зернов медленно вылезал из своего мешка. Он мельком взглянул на меня, на кинокамеру и по обыкновению ничего не сказал. А Дьячук прокричал сквозь зевоту:

- Какой странный сон я только что видел, товарищи! Будто сплю и не сплю. Спать хочется, а не засыпаю. Лежу в забытьи и ничего не вижу, ни палатки, ни вас. И словно навалилось на меня что - то клейкое, густое и плотное, как желе. А я словно растворился. Как в состоянии невесомости, то ли плыву, то ли повис. Смешно, правда?

- Любопытно, - сказал Зернов и отвернулся.

- А вы ничего не видели? - спросил я.

- А вы?

- Сейчас ничего, а в кабине снегохода перед тем, как очнулся, то же, что и Дьячук. Невесомость, неощутимость, ни сон, ни явь.

- Загадочки, - процедил сквозь зубы Зернов. - Кого это вы привели, Анохин? Я обернулся. Откинув брезентовую дверь, в палатку, очевидно, вслед за мной протиснулся здоровенный небритый парень в шапке с высоким искусственным мехом и нейлоновой куртке на таном же меху, стянутой «молнией». Он был высок, широкоплеч и небрит и казался жестоко напуганным.

- Кто - нибудь здесь говорит по - английски? - спросил он, как - то особенно жуя и растягивая слова. Лучше всех у нас говорил по - английски Зернов. Он и ответил.

- Кто вы и что вам угодно?

- Дональд Мартин, - сказал парень. - Летчик из Мак - Мёрдо. У вас есть что - нибудь выпить? Только покрепче, - он провел ребром ладони по горлу, - крайне необходимо.

- Дайте ему спирту, Анохин, - сказал Зернов. Я налил в стакан из канистры со спиртом и подал парню - он был, вероятно, не старше меня. Выпил он залпом весь стакан, задохнулся - горло перехватило, глаза налились кровью.

- Спасибо, сэр, - он наконец отдышался и перестал дрожать. - У меня была вынужденная посадка, сэр.

- Давайте без сэра, - сказал Зернов. - У меня нет этого высокого титула. Меня зовут Зернов. Зернов, - повторил он по слогам. - Где вы сели?

- Недалеко. Почти рядом.

- Благополучно?

- Нет горючего. И с рацией что - то случилось.

- Тогда оставайтесь. Поможете нам перебазироваться на снегоход. Место для вас найдется, рация есть. Американец все еще медлил, словно не решаясь чего - то сказать, потом вытянулся и по - военному отчеканил:

- Прошу арестовать меня, сэр. Я, кажется, убил человека.

Второй цветок

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о  трагической судьбе  Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны,  о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой  «Плакальщица» и  многое другое.



Виджет Архива Смены