- А знаете, сколько на земле льда и снега? В одной только Антарктике площадь ледяного покрова зимой доходит до двадцати двух миллионов квадратных километров, да в Аритине одиннадцать миллионов, плюс еще Гренландия и побережье Ледовитого океана. Да прибавьте сюда все снежные вершины и ледники, не считая замерзающих зимой рек. Сколько получится? Около трети всей земной суши. Ледяной материк вдвое больше Африки. Не так уж малозначительно для человечества. Я, как говорится, съел все эти льды и снисходительное пожелание хоть чему - нибудь научиться за время пребывания в Антарктике. Но с тех пор Зернов отметил меня своим благосклонным вниманием и в день сообщения о розовых облаках, встретившись со мной за обедом, сразу предложил:

- Хотите совершить небольшую прогулку в глубь материка? Километров за триста.

- С какой целью?

- Собираемся проверить американский феномен. Малоправдоподобная штука - все так считают. Снимать будете на цветную пленку: облака - то ведь розовые.

- Подумаешь, - сказал я, - самый обыкновенный оптический эффект.

- Не знаю. Категорически отрицать не берусь. В сообщении подчеркивается, что окраска их якобы не зависит от освещения. Конечно, можно предположить примесь аэрозоля земного происхождения или, скажем, метеоритную пыль из космоса. Впрочем, меня лично интересует другое.

- А что?

- Состояние льдов на этом участке. Тогда я не спросил, почему, но вспомнил об этом, когда Зернов раздумывал вслух у загадочной ледяной стены. Он явно связывал оба феномена. В снегоходе я подсел к рабочему столику Дьячука.

- Странная стена, странный срез, - сказал я. - Пилой, что ли, ее пилили? Только при чем здесь облака?

- Почему ты связываешь? - удивился Толька.

- Не я связываю, Зернов связывает. Почему он, явно думая о леднике, вдруг о них вспомнил?

- Усложняешь ты что - то. Ледник действительно странный, а облака ни при чем. Не ледник же их продуцирует.

- А вдруг?

- Вдруг только лягушки прыгают. Помоги - ка мне лучше завтрак приготовить. Как думаешь, омлет из порошка или консервы? Я не успел ответить. Нас тряхнуло и опрокинуло на пол. «Неужели летим? С горы или в трещину?» - мелькнула мысль. В ту же секунду страшный лобовой удар отбросил снегоход назад. Меня отшвырнуло к противоположной стенке. Что - то холодное и тяжелое свалилось мне на голову, и я потерял сознание.

Двойники

Я очнулся и не очнулся, потому что лежал без движения, не в силах даже открыть глаза. Работало только сознание, а может быть, подсознание - смутные, неопределенные ощущения возникали во мне, и мысль, такая же неопределенная и смутная, пыталась уточнить их. Я утратил весомость, казалось, плыл или висел даже не в воздухе и не в пустоте, а в каком - то бесцветном тепловатом коллоиде, густом и неощутимом, и в то же время наполнявшем меня всего. Он проникал в поры, в глаза и рот, заливал желудок и легкие, промывал кровь, а может быть, сменил ее кругооборот в моем теле. Создавалось странное, но упрямо не оставлявшее меня впечатление, будто кто - то невидимый смотрит внимательно сквозь меня, ощупывая пытливым взглядом каждый сосудик и нервик, заглядывая во все клеточки мозга. Я не испытывал ни страха, ни боли, спал и не спал, видел бессвязный и бесформенный сон и в то же время знал, что это не сон. Когда сознание вернулось, кругом было так же светло и тихо. Веки поднялись с трудом, с острой колющей болью в висках. Перед глазами стройно взмывал вверх рыжий, гладкий, точно отполированный, ствол. Эвкалипт или пальма? А может быть, корабельная сосна, вершины которой я не видел: не мог повернуть головы. Руна нащупала что - то твердое и холодное, должно быть, камень. Я толкнул его, и он беззвучно откатился в траву. Глаза поискали зелень газона в подмосковном саду, но он почему - то отпивал охрой. А сверху из окна или с неба струился такой ослепительно белый свет, что память сейчас же подсказала и безграничность снежной пустыни и голубой блеск ледяной стены. Я сразу все вспомнил. Преодолевая боль, я приподнялся и сел, оглядываясь вокруг и все узнавая. Коричневый газон оказался линолеумом, рыжий ствол - ножкой стола, а камень под рукой - моей съемочной камерой. Она, должно быть, и свалилась мне на голову, когда снегоход рухнул вниз. Тогда где же Дьячук? Я позвал его, он не ответил. Не откликнулись на зов Зернов и Чохели. В тишине, совсем не похожей на тишину комнаты, где вы живете или работаете, - всегда где - то капает вода, поскрипывает пол, тикают часы или жужжит залетевшая с улицы муха, - звучал только мой голос. Я приложил ручные часы к уху: они шли. Было двадцать минут первого. Кое - как я поднялся и, держась за стену, подошел к штурманской рубке. Она была пуста, со стола исчезли даже перчатки и бинокль, а со спинки стула - зерновская меховая куртка. Не было и журнала, который вел Зернов во время пути. Вано тоже пропал вместе с рукавицами и курткой. Я заглянул в передний иллюминатор - наружное стекло его было раздавлено и вмято внутрь. А за ним белел ровный алмазный снег, как будто и не было никакой катастрофы. Но память не обманывала, и головная боль тоже. В бортовом зеркале отразилось мое лицо с запекшейся кровью на лбу. Я ощупал рану - костный покров был цел, ребро съемочной камеры только пробило кожу. Значит, все - таки что - то случилось. Может быть, мои товарищи находились где - то поблизости на снегу? Я осмотрел в сушилке зажимы для лыж: лыж не было. Не было и дюралюминиевых санок. Исчезли все куртки и шапки, кроме моих. Я открыл дверь, спрыгнул на лед - он голубовато блистал из - под сдуваемого ветром рыхлого снега. Зернов был прав, говоря о загадочности такого тонкого снежного покрова в глубине полярного материка. Я огляделся. Рядом с нашей «Харьковчанкой» стояла ее сестра, такая же рослая, красная и запорошенная снегом. Она, вероятно, догнала нас из Мирного или встретилась по пути, возвращаясь в Мирный. Конечно, она же и помогла нам, вызволив из беды. Наш снегоход все - таки провалился в трещину: я заметил в десяти метрах отсюда и след провала - темное отверстие колодца в фирновой корочке, затянувшей трещину. Ребята из встречного снегохода, должно быть, видели наше падение (мы, очевидно, счастливо застряли где - нибудь в устье трещины) и вытащили на свет божий и нас самих и наш злосчастный корабль.

- Эй! Кто в снегоходе? - крикнул я, обходя его с носа. В четырех ветровых иллюминаторах не показалось ни одно лицо, не отозвался ни один голос. Я вгляделся и обмер: у снегохода - близнеца было так же раздавлено и промято внутрь стекло крайнего ветрового иллюминатора. Я посмотрел на левую гусеницу: у нашего вездехода была примета - один из его гусеничных стальных рубцов - снегозацепов был приварен заново и резко отличался от остальных. Точно такой же рубец был и у этой гусеницы. Передо мной стояли не близнецы из одной заводской серии, а двойники, повторяющие друг друга не только в серийных деталях. И, открывая дверь «Харьковчанки» - двойника, я внутренне содрогнулся, предчувствуя недоброе. Так и случилось. Тамбур был пуст, я не нашел ни лыж, ни саней, только одиноко висела на крючке моя кожаная на меху куртка. Именно моя куртка: так же был порван и зашит левый рукав, так же вытерся мех у обшлагов и темнели на плече два жирных пятна - как - то я взялся за него руками, измазанными в машинном масле. Я быстро вошел в кабину и прислонился к стене, чтобы не упасть: мне показалось, что у меня останавливается сердце. На полу у стола лежал... я сам! В том же коричневом свитере и ватных штанах, а лицо мое так же прильнуло к ножке стола, и кровь тан же запеклась у меня на лбу, и рука так же цеплялась за съемочную камеру. Мою съемочную камеру. Возможно, это был сон, и я еще не проснулся и видел себя самого на полу, видел как бы вторым зрением? Ударил кулаком по ребру стола: больно. Ясно: очнулся и не сплю. Значит, сошел с ума. Но из книг и статей мне было известно, что сумасшедшие никогда не предполагают, что они помешались. Тогда что же это? Галлюцинация? Мираж? Я тронул стену - она была явно не призрачной. Значит, не призраком был и я сам, лежавший без чувств у себя же под ногами. Нелепица, нонсенс. Я вспомнил свои же слова о загадках Снежной королевы. Может быть, все - таки есть Снежная королева, и чудеса есть, и двойники - фантомы, а наука - это просто самоутешение? Что же делать? Бежать сломя голову, запереться в своем снегоходе и чего - то ждать, пока окончательно не сойдешь с ума? Вспомнилось чье - то изречение: если то, что ты видишь, противоречит законам природы, значит, виноват и ошибаешься ты, а не природа. Страх прошел, остались непонимание и злость, и я, даже не пытаясь быть осторожным, пнул ногой лежащего. Он застонал и открыл глаза. Потом приподнялся на локте, совсем, как я, и сел, тупо оглядываясь.

- А где же все? - спросил он. Я не узнал голоса - мой и не мой, вернее, все же мой, только в магнитофонной записи. Но до какой же степени он был мной, этот фантом, если думал о том же, придя в сознание!

- Где же они? - повторил он и крикнул: - Толька! Дьячук! Как и мне, ему никто не ответил.

- А что случилось? - спросил он.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.