«Дорогие мама и сестра! Я еду. Джон».
«Быть может, - размышлял он в поезде, - я сам виноват в том, что веду борьбу со своей судьбой только потому, что жизнь кажется такой тяжелой и неприятной. Но мне ясен мой долг перед моим народом; вопрос только в том, дадут ли мне возможность работать в Алтамахе на пользу народа».
Размышляя, он строил планы будущей деятельности. На вокзале в Алтамахе Джона ожидала возбужденная, радостная толпа.
Узнав о возвращении студента, все черное население города устремилось на станцию; кое - где виднелись и белые. Мать Джона сидела у окна в комнате для пассажиров, наблюдая за всем, а сестра Дженни стояла на платформе, нервно теребя платье.
Когда остановился поезд, Джон вышел из вагона мрачный: его все время мучило сознание, что он едет в вагоне «Джим Кроу». Но здесь, на платформе, его охватило еще более тяжелое чувство убожества и ограниченности жизни: маленькая обшарпанная станция, черные неопрятные люди в дешевых нарядах, жалкие лачуги, протянувшиеся на полмили вдоль грязной канавы.
Он холодно поцеловал высокую стройную девушку, которая называла его братом, бросил на ходу кое - кому несколько коротких, сухих фраз и, не задерживаясь, молча зашагал по улице.
Люди недоумевали: неужели это Джон? Куда же девалась его улыбка и всегда такое сердечное отношение?
- Какой-то он странный, - сказал пастор-негр.
Но начальник почты, стоявший в сторонке от толпы, выразил мнение своих белых сограждан вполне определенно:
- Этот проклятый черномазый набрался там разных идей и теперь дерет голову. Но в Алтамахе мы ему быстро поубавим спеси!
Толпа встречающих незаметно растаяла.
Заранее подготовленная встреча Джона в баптистской церкви прошла вяло, и только когда дело дошло до речей, церковь оказалась переполненной. Три пастора выступали с приветственными речами, но Джон оставался таким же сдержанным, холодным, казалось, занятым собственными мыслями.
Люди заволновались, когда Джон встал для ответной речи. Он говорил медленно и обдуманно.
' - Наш век, - сказал он, - век новых идей; мы уже не те люди, которые жили в восемнадцатом и девятнадцатом веке, - у нас совсем другие взгляды на человеческие судьбы и на отношения между народами.
Потом он говорил о распространении образования в народе, особенно долго разбирал вопрос о накоплении богатств в руках небольшой кучки и объединении масс.
- И самый главный вопрос у нас, - добавил он, задумчиво глядя на низкий облупленный потолок, - какую роль будут играть негры в предстоящей борьбе за лучшее будущее.
Его речь была довольно сдержанной и подчас туманной для слушателей, но все поняли его мысль о том, что неграм нужны технические школы, которые должны быть построены здесь, среди сосен... Он призвал всех негров к единению, строго осудив всякие религиозные и сектантские споры и разногласия:
- В наше время не имеет значения, кто ты (баптист или методист, а может быть, и совсем не принадлежишь ни к какой церкви), лишь бы ты был честным, хорошим человеком. Какая разница, крестят тебя в реке, в купели или совсем не крестят? Отбросим все эти мелочи и будем стремиться к более возвышенному и ценному в жизни!
Затем, не зная, что еще сказать, он медленно прошел на свое место и сел.
В церкви воцарилось тяжелое молчание. Мало кто из присутствующих понял то, что сказал Джон, словно говорил он на неведомом им языке, и только упоминание о крещении дошло до их сознания. Это и вызвало гнетущее молчание. Слышно было даже, как тикают часы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.