Примерно через месяц после открытия негритянской школы в Алтамаху вернулся другой Джон, высокого роста, веселый, своенравный блондин. После этого на Мейн - стрит часто можно было видеть судью, гуляющего вместе с сыном. Это была достойная картина: судья гордился так, словно не сын, а он сам окончил университет, а сын брел со скучающим видом, не скрывая своего презрения к провинциальному городишке: он мечтал о Нью - Йорке. А между тем самой честолюбивой мечтой старого судьи было видеть своего сына мэром Алтамахи, членом законодательного собрания штата и, быть может, даже губернатором Джорджии.
Между отцом и сыном дома нередко разгорались горячие опоры.
- Боже милостивый, папа, - говорил сын, закуривая сигару, - неужели ты думаешь, что такой человек, как я, может навсегда застрять в этом забытом богом городишке, где нет ничего, кроме грязи и негров?
- Да, я так думал, - отвечал судья лаконично. Судя по его лицу, внезапно ставшему суровым, можно было ожидать, что он добавит что - нибудь более решительное, но тут начали подходить соседи, желавшие засвидетельствовать свое почтение сыну.
- Вы не слыхали, как Джон подогревает черномазых в своей школе? - спросил начальник почты, как только вошел в гостиную.
- То есть как это подопревает? - спросил судья строго.
- Особенного, конечно, ничего такого нет. Главное, он дерет нос. Мне передавали, что он уже говорил ученикам о революции, о том, что все люди должны быть равны... ну, и прочее такое. По - моему, этот черномазый становится опасным.
- Вы сами слышали?
- Я - то нет. Но Сэлли, моя дочка, рассказывала матери. Да, собственно, зачем еще надо слышать? Если черномазый обращается к белому человеку и при этом не величает его «сэр», то из этого уже видно...
- А кто такой этот Джон? - перебил сын судьи.
- Ну как же, тот самый черный Джон, сын Пегги, с которым ты дружил в детстве, - пояснил судья.
Лицо молодого человека вспыхнуло от гнева.
- Ах, да, - сказал он, рассмеявшись, - это тот черномазый, который недавно в Нью - Йорке втерся в театр и уселся рядом с девушкой, которую я сопровождал!
Судья не стал слушать дальше: сегодня весь день его все раздражало. Выругавшись про себя, он быстро встал, схватил шляпу и трость и помчался и школу.
... Джону пришлось много поработать, прежде чем он наладил дело в старой, полуразвалившейся лачуге, отведенной под школу. Негритянское население разбилось «а два лагеря: одни были против Джона, другие - за него; родители смотрели на все безучастно; дети приходили в школу грязные, с опозданием; ни учебников, ни карандашей, «и аспидных досок у них не было. Но Джон взялся за работу с упорством, и уже появлялись какие - то проблески надежды, что все наладится. Дети свыкались со школой, реже пропускали уроки, одевались опрятнее...
Урок чтения в младшем классе был в самом разгаре, когда распахнулась дверь и послышался окрик:
- Джон!
Школьники вздрогнули. Учитель обернулся и увидел в дверях злобное, красное лицо судьи.
- Джон, - повторил, свирепея, судья, - школа закрывается! Вы, ребята, ступайте домой и принимайтесь за работу! Белые люди Алтамахи не станут сорить деньгами ради того, чтобы черномазым вбивали в голову разные бредни! Убирайтесь вон все до одного! Я сам запру помещение.
... После внезапного ухода отца сын бесцельно слонялся из угла в угол. Он ничего не находил в доме, что могло бы заинтересовать его: книги были старые, давно прочитанные, местные газеты до тошноты скучные, а женщины разбрелись по своим комнатам - кто с головной болью, кто с шитьем. Он попытался заснуть, но в комнате было слишком жарко, и он решил прогуляться.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.