«Кавалерия», — ухмыльнулся Гнеушев, оглядывая выстроенную группу. Верзила Забара равнодушно помаргивал, косолапо расставив тяжелые ноги. Рядом с ним, не доставая до плеча, притулился Кобликов в мешковатой, не по росту, шинели, перепоясанной брезентовым брючным ремнем. Торчал, как нескладная жердь, узкоплечий Лыткин, выпячивал, словно новобранец на смотру, грудь и косил глазами на отдраенные кирзачи со щегольски ушитыми голенищами. Строй замыкал сержант Докукин, приземистый и большеголовый, с морщинистым лицом и короткой шеей, похожий на кряжистый пенек, случайно оставленный в молодой поросли.
Приказ капитана обособил Гнеушева и четырех стоящих перед ним людей. Связал полученным заданием, общими заботами, одной опасностью, большой или малой, но отличной от тех, какие встретятся другим. Хорошие или плохие люди идут в группе, но бедовать им сообща, выручать друг друга, а придется круто — вместе принимать смертный бой.
«Какой там к лешему смертный бой, — усмехнулся Гнеушев собственным мыслям. — Штурмовая группа пойдет на смертный бой, а мы так — случайной дыре затычка...»
Но как было положено командиру группы, Гнеушев внимательно осмотрел обмундирование и оружие. Приказал Докукину сменить в автомате диски на плоские магазины, а Лыткину выкинуть к чертям собачьим прицепленный к поясу штык от немецкой винтовки.
— Пойдем, чтобы и ноготок не брякнул, а ты по камням будешь на километр греметь этим коромыслом. Нож возьми, самый обыкновенный финкарь... Удобнее, и шуму никакого не будет... Ты, Кобликов, пилоточку подальше засунь. Ушанку надень, если не хочешь, чтобы уши от холода отвалились.
Гнеушев качнулся на каблуках точь-в-точь, как это делал перед строем капитан Епанешников, когда начинал сердиться.
Докукина и Забару старшина отправил получать сухой паек.
— Скажите Якимчуку, что группа идет выполнять особое задание командования. Консервы, чтобы мясную тушенку дал, сгущенное молоко и колбасу. Горохового концентрата не берите.
Якимчук не стал наваливать разведчикам осточертевший гороховый концентрат. Докукин и Забара принесли сухари, брынзу и консервы — «тресковая печень».
— А сахар где? Чего он вам сахару не дал?
— Дал, товарищ старшина, — ответил Докукин. — Только он его на тресковую печень пересчитал. Три банки добавил, а тушенки сказал, что на складе нет...
— А вы и расставили глаза, — напустился Гнеушев на разведчиков. — Поверили Якимчуковой брехне! Давай мешок, я с ним потолкую.
Поменять тресковую печень на тушенку командиру разведгруппы не удалось. Старшина Якимчук за войну навидался и рассерженных разведчиков и грозных начальников. В заданиях он разбирался не хуже капитана Епанешникова. Знал, что главное дело будет выполнять штурмовая группа лейтенанта Кременцова. Для нее Якимчук приберегал и тушенку, и сгущенное молоко, и полканистры вонючего трофейного рому. Группа Гнеушева обойдется и тресковой печенью, не велики баре. Питательный же продукт!.. Слопают от безделья за милую душу вместе с сухариками и брынзой. А водички запить на Вороньем мысу хватит, небось, не пустыня Сахара.
Гнеушев принес тресковую печень обратно и для поддержания собственного престижа громогласно заявил, что по возвращении он прижмет пройдоху Якимчука за такое обращение с разведчиками, отправляющимися на задание.
— Вы не расстраивайтесь, товарищ командир, — басом сказал Докукин. — Тресковая печень — это же первейшая еда. Из нее рыбий жир производят, который детишкам и больным в питание идет... У меня брат до войны салогреем работал. Завернешь, бывало, к нему на хозяйство, он краник у чана отвернет и жиру тебе алюминиевую кружку до краев нацедит... Тепленького еще... Как слеза, помню, светится, и аромат от него пахучий. Хлопнешь такую кружечку и — благодать! День на тоне без обеда ворочаешь...
Гнеушев отправился с лейтенантом Кременцовым на наблюдательный пункт. Уселся у рогатой стереотрубы с двадцатикратным увеличением и метр за метром стал обшаривать угрюмый отвесный берег Вороньего мыса. Нашел приметную, похожую на башмак скалу, возле которой, по словам лейтенанта, можно было приткнуться к берегу и по щели подняться на кручу. Старшина до боли пялил глаза, высматривая косую щель на отвесе гранитов. Не очень было похоже, что по этой щели можно забраться на мыс.
— Заберетесь, — успокоил его Кременцов. — Мы же с ребятами забрались. Вам тоже деться будет некуда, вот и заберетесь... Веревку только с собой прихватите, а то нам пришлось ремни связывать... Место там одно пакостное есть. Гладкий пупырь, и ни с какой стороны обхода нет. Всего в нем метров пять, а хуже не придумаешь...
В вечерние сумерки группа Гнеушева погрузилась на старенький мотобот. Раздалась негромкая команда, и берег стал отдаляться. Слеповато подсвечивая воду синими огнями, мотобот не спеша зачапал на север. По морю в обход немецких батарей и приземистого наволока до Вороньего мыса было километров двадцать. Ночью мотобот на малом ходу скрыто войдет с моря в горловину фиорда, разделяющего позиции русских и немцев, найдет скалу, похожую на башмак, и высадит разведчиков на мыс.
Мотобот задним ходом выбрался из щели и скрылся за поворотом. Пятеро остались на приступке, тупым клином врезающемся в отвес береговых скал. Вверх, раздирая твердь гранита, уходила косая щель. По ней разведчики должны были подняться на мыс.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Комсомол рапортует партийному съезду