«В последнее время у нас заметна стала особенная любовь к исследованию своего, родного и народного...» Так начиналось обращение к читателям «Отечественных записок», в котором редакция от имени Даля просила «помочь ему в общем деле и снести хотя по лепте с брата, отчего можно бы не только разжиться убогому, но и десятерицей разбогатеть богатому», – присылать слова, а также пословицы, поговорки, сказки, описания обычаев и обрядов, игр, быта домашнего и семейного, особенностей занятий и промыслов. Это составит, объяснял Даль, «одно целое этнографическое сокровище».

Это сокровище для Даля всего дороже: ради него искал Даль и записывал. исследовал и толковал десятки тысяч ходящих по всей Руси великой слов. Он говорил, что слова нужны ему «столько же для изучения языка, сколько и быта народного». В отчетах и докладах, с которыми ему случалось выступать, он не просто обнародовал накопленные запасы, но показывал. как в словах и речениях раскрывается та или иная сторона народной жизни. Именно эта мысль ляжет в основу Словаря. «Его молено читать, как книгу», – изумленно говорили о «Толковом словаре» современники Даля, не привыкшие к такому чтению. Один из первых исследователей Далева труда писал: Словарь Даля – книга не только полезная и нужная, это – книга занимательная: всякий любитель отечественного слова может читать ее или хоть перелистывать с удовольствием. Сколько он найдет в ней знакомого, родного, любезного и сколько нового, любопытного, назидательного! Сколько вынесет из каждого чтения сведений драгоценных и для житейского обихода и для литературного дела».

Даль называл своих корреспондентов «доброхотными дателями» (иногда – «датчиками»: это слово, кстати, в течение ста с лишним лет ни в какой другой словарь, кроме Далева, не вносилось; лишь недавно в новом своем – научном – значении оно попало в словарь «новых слов»). Среди «дателей» были люди известные – писатели, ученые, но были и ничем не прославившие себя учителя, студенты, чиновники, офицеры, газетчики, гимназисты. Вначале Даль благодарил некоторых через журналы поименно, но в «Напутном», предпосланном Словарю, поблагодарил сразу всех: «Назвать я мог бы только немногих, упустив в свое время записывать для памяти, что и от кого получено. Из сотни имен я теперь" не мог бы вспомнить и десятка... Надеюсь, что такое упущение с моей стороны никого не заставит пожалеть о сделанном добром деле». Одному из таких помощников Даль объяснял убежденно: «За труд Ваш в словаре не смею и благодарить: Вы работаете для дела, как и я, и каждому из нас придется своя доля признательности общей». Мысль, изреченная Далем, очень дорога: собирание и сбережение «сокровища» – дело общее и дело доброе.

Даль свое убеждение докажет на деле – из подвижника-собирателя он способен самоотверженно превратиться в бескорыстного «доброхотного дателя». В 1856 году к нему обратится издатель русских народных сказок Александр Николаевич Афанасьев: у Даля собрано около тысячи сказок, а запасы Афанасьева иссякают. Словарь Даля не окончен, сборник пословиц, им составленный, тоже пока не увидел света, а тут объявился молодой «удачник» (Даль его в глаза не видел. имени и отчества не знает), и на тебе – отворяй сундуки. Но Даль не думает о славе, он радеет о деле общем, радуется за сказку: «Предложение Ваше принимаю с удовольствием... У меня собрано сказок несколько стоп... Как успею разобрать их, так и доставлю... Почестей не нужно мне ровно никаких... Передаю Вам собрание мое, не связывая Вас ничем...»

Записи народных песен (около трехсот) он подарил собирателю Петру Киреевскому, богатое собрание лубочных картин отослал в Публичную библиотеку.

До нас дошли имена немногих, правда, корреспондентов Даля, того дороже – дошли указания места, откуда присланы слова. Из них явствует, что слава Даля-собирателя далеко пошла: поистине «знают и в Казани, что люди сказали», и не в одной Казани, а и в губерниях Тверской и Курской. Новгородской и Саратовской, в Уфе, Иркутске, Ставрополе, Перми, Тобольске. а также в Арзамасе, Вышнем Волочке, Шенкурске, Чердыни и вовсе неведомых Василе и Лесках...

Даже самое смелое воображение не сразу постигает, что Далев Словарь – труд одного человека. Даль же смолоду, с первых шагов, почитал работу над Словарем не только своим, собственным делом – оттого просил помочь, но не требовал, оттого «дателей» именовал «доброхотными», оттого, получая посылки со словами и речениями (многие из которых и без того знал или наверняка узнал бы), не только подарку радовался, но тому прежде всего, что «полка прибыло», что еще кто-то принес лепту в общее доброе дело. Признание его дела общим – вот что для Даля всего главнее. Оттого и взывал: «Один в поле не воин, и головня одна в чистом поле гаснет, а сложи костер, будет гореть. Что может сделать один?..» Один может сложить костер. Не посылки дороги – они вместе составляют несколько сотых, от силы десятую часть помещенных в Словаре слов: Даль в душах людских зажигал огонь – вот что всего дороже.

Цена слова

Ни у кого не было столько слов, сколько у Даля. В 1847 году появился «Словарь церковнославянского и русского языка», составленный отделением Академии наук. В нем 114749 слов. Далю предложили продать академии его запасы. Ему давали по 15 копеек за каждое слово, пропущенное в академическом словаре, и по 7,5 копейки за дополнение и поправку. Даль ответил: «Возьмите все мои запасы безвозмездно и меня возьмите – за небольшое жалование буду вместе с вами трудиться над словарем». Не согласились. Сочли приличнее торговать словами по пятиалтынному за штуку. Даль рассердился: отослал в академию тысячу слов и тысячу дополнений, на конверте написал: «Тысяча первая» В академии всполошились – значит, будет и вторая, и третья! Запросили Даля, много ли у него таких добавлений. Он стал считать: ну, к примеру, на букву «В» – 3450, на «3» – 7230, на «К» – 4200, на «Н» – 9280, всего же наберутся десятки тысяч. В академии прикинули и решили денег больше не тратить. Сохранился документ: Далю выплатили 157 рублей серебром, но просили «приостановиться дальнейшею посылкою» собранных им слов.

В ту же пору Даль имел случай убедиться, что слово в самом деле стоит куда дороже пятиалтынного. Печально известный «Комитет для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений». рассматривая рассказ Даля «Ворожейка» о плутнях мошенницы, обокравшей простодушную крестьянку. обратил внимание на заключительную фразу: «Заявили начальству – тем, разумеется, дело и кончилось». Эти слова были поняты как «намек на обычное будто бы бездействие начальства», о чем комитет счел нужным доложить самому государю. Последовала царская резолюция: сделать Далю строгий выговор и объявить, что «подобное не дозволяется никому», а лицу должностному «еще менее простительно ». Министр внутренних дел, у которого Даль управлял канцелярией, призвал его к себе и, по свидетельству осведомленного современника, «выговорил ему за то, что, дескать, охота тебе писать что-нибудь, кроме бумаг по службе, и в заключение предложил ему на выбор любое: писать – так не служить, служить – так не писать».

«Времена шатки, береги шапки», – часто приговаривал Даль в ту пору: был год 1848-й, год европейских революций; император Николай I призывал «обращать самое бдительное внимание на собственный край». Министр, выговаривая Далю от высочайшего имени, пенял ему не за одно лишь словечко «разумеется», но припомнил также еженедельные Далевы «четверги», на которые собирались писатели и ученые (хотя знал, что ничего предосудительного на «четвергах» не было), припомнил записки, которые вел Даль (хотя о содержании их был осведомлен). Даль собрания прекратил, записки уничтожил. Выбор был предрешен: каково жить литературным трудом, Даль хорошо знал, а «у меня за стол садятся одиннадцать душ». – писал он однажды, прося гонорара, когда туго стало с деньгами. Надо было тянуть лямку до пенсии – он попросил назначения подальше от столицы: в Нижнем Новгороде освободилось место управляющего конторой.

Сборник народной мудрости

Работая над Словарем, Даль составил одновременно сборник «Пословицы русского народа». Объем его громаден – 30130 пословиц и поговорок. Из чужих сборников, объяснял Даль, взято всего около пятой части речений: большинство собрано «по наслуху, в устной беседе». Главнейшим источником своего сборника Даль называет «живой русский язык, а главное, речь народа».

Даль отказался от размещения пословиц по алфавиту. «Расстричь их и расположить в азбучном порядке может всякий писарь», – посмеивался он. Собранные тысячи он разделил по содержанию и смыслу. Сто семьдесят девять тем: «Родина», «Народ», «Вера», «Правда». «Достаток». «Горе», «Человек», «Вселенная», «Закон», «Бедность», «Дом», «Семья», «Дети» и т. д. Даль хотел открыть читателям выразившийся в пословице «народный быт вообще, как вещественный, так и нравственный», хотел, чтобы читатели могли сделать «вывод, общее заключение о духовной и нравственной особенности народа, о житейских отношениях его».

Именно поэтому Даль не считал себя вправе выбирать из общего «склада запасов» одни пословицы и отбрасывать другие: он всю жизнь повторял. что почитает народ за корень, верил народу беззаветно, слышал в собранных речениях мнение народное.

Стоит ли удивляться, что история напечатания «Пословиц русского народа» растянулась без малого на целое десятилетие. Суждения цензоров и рецензентов, духовных и светских, академических и чиновных. Даль обобщил в «Напутном» к своему труду: «Нашли, что сборник этот и не безопасен, посягая на развращение нравов». В отзывах и в самом деле читаем: Даль «смешал назидание с развращением», священные тексты «кощуннически соединил с пустословием народным», поместил «изречения, опасные для нравственности народной», и вообще – «народ глуп и болтает всякий вздор», Далев же труд есть «памятник народных глупостей» (а Даль-то полагал, что мудрости народной!). Он писал в «Напутном»: «Мы собираем и читаем пословицы не для одной только забавы и не как наставления нравственные, а для изучения и розыска, посему мы и хотим знать все, что есть». Когда сборник был все же разрешен к печати, Даль поставил на титульном листе эпиграфом: «Пословица несудима».

Подвиг

Первое издание «Толкового словаря живого великорусского языка» появилось выпусками (всех выпусков – двадцать один) с 1861 по 1867 год. В Словаре приведено, растолковано (словарь не оттого назван толковым, что мог получиться и бестолковым, шутил Даль, а оттого, что «объясняет подробности слов и понятий им подчиненных») и снабжено примерами около двухсот тысяч слов. Расположение слов, приемы толкования их, характер примеров – все было ново, все найдено самим Далем, все подчинено его желанию пробуждать и укоренять в нас живую любовь к живому русскому слову.

Словарь он завершал уже в Москве, в большом старинном доме на Пресне, где поселился со всеми чадами и домочадцами (Даль был дважды женат; у него было пятеро детей – сын и четыре дочери), бесконечными родственниками, которые брались неведомо откуда, с гостями-постояльцами, которые, случалось, заживались на годы. Рабочий стол Даль поставил в зале, где разрешалось громко разговаривать, шуметь, смеяться – уединения он и к старости не полюбил: «Хотя тесно, да лучше вместе. В тесноте люди песни поют, а на просторе волки воют». Он появлялся в зале рано утром, усаживался за стол, клал по правую руку красный фуляровый платок и табакерку, изготовленную им самим из березового капа, и, поглядывая в окно на тихий дворик, заросший бузиной и шиповником, принимался за дело. Он наказывал домочадцам: «Если у нас в доме случится пожар, то вы не кидайтесь спасать какое-либо имущество, а возьмите рукопись Словаря вместе с ящиками стола, в которых она находится, и выносите на лужайку, в сад».

Завелись в доме внуки – Даль любил смотреть на их возню. Он отрывался от Словаря, писал для малышей крохотные повестушки, обрабатывал народные сказки, подбирал песни, загадки, пословицы. Он верил, что «молодому поколению предстоит сильная борьба за правду».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.