Даль много колесил по России, несколько раз пересекал ее с севера на юг и с запада на восток, объехал Прибалтику и Белоруссию, Молдавию и Украину, Приуралье и Поволжье, Башкирию и Казахстан, Всюду, где ему случалось живать и бывать, он неизменно вел наблюдения как этнограф, натуралист, статистик. Он, между прочим, был автором известных в его время учебников «Ботаника» и «Зоология». 19 сентября 1845 года в Петербурге, на квартире Даля, состоялось первое заседание Русского географического общества, – Даль стал одним из его членов-учредителей. Задолго до того, как сделались широко известны языковедческие занятия составителя Словаря. Академия наук «в изъявление уважения к заслугам» Даля совершенно в иных областях знания избрала его членом-корреспондентом по отделу наук естественных.
Даль понимал толк в земледелии и торговле, коневодстве и рыболовстве. возведении домов и судостроении: он сконструировал и навел плавучие мосты через полноводные реки – Вислу и Урал. Он знал многие ремесла – по собственному его признанию, с детства любил «копаться над какой-нибудь ручной работой»: умел сколотить табурет и выточить на станке шахматы, соорудить модель корабля и изготовить тончайшее украшение из стекла.
Впрочем, во всем этом – в умении узнавать новое, менять профессии, в легкости передвижения в ту пору, когда люди предпочитали служить надежно и жить оседло, в остром «чувстве языка» – было, должно быть, немало наследственного. Отец Даля, Иван Матвеевич (согласно формуляру, «из датских офицерских детей»), смолоду много учился, знал древние и новые языки и был из уважения к его учености и многоязычию выписан в Россию придворным библиотекарем; однако несколько лет спустя почел необходимым получить врачебное образование, после чего «управлял медиявскую практику» в Гатчинской волости и Петрозаводске, на угольных, ломках Лугани, где и родился будущий составитель Словаря, и в Николаеве на Черноморском флоте. Мать Даля давала уроки по всем дисциплинам, исключая математику и черчение, а также переводила – она свободно владела пятью языками.
В «Напутном» к Словарю Даль писал, что разнородность занятий и службы», ,а также «наклонность ко всем ремесловым работам» «ознакомили его по языку и по понятиям с бытом разных сословий и состояний, наук и знаний».
Современников, встречавшихся с Далем, привлекала простота и (лучшего слова не подберешь) ясность его поведения, определенность суждений, желание помочь людям – без покровительства, ласковость – без слащавости, сдержанность в речах и совершенная точность в делах.
Он любил простой уклад жизни («днем работать, а ночью спать»), простую одежду («не на кафтане честь, а под кафтаном»), простую пищу («наедаться досыта одним блюдом») В скупой автобиографической заметке, подводя итоги, Даль писал: «Во всю жизнь свою я искал случая поездить по Руси, знакомился с бытом народа, почитая народ за ядро и корень, а высшие сословия за цвет и плесень, по делу глядя, и почти с детства смесь нижегородского с французским мне была ненавистна ».
Наверно, современники Даля, с ним знакомые, соболезновали ему, узнавая о перипетиях его жизни, о переломах в его судьбе: люди в то время не были склонны к серьезным переменам на однажды избранном пути, к частым и дальним передвижениям. Наверно, и сам Даль, случалось, о том сетовал, но, кажется, если не осознавал полной мерой, то чувствовал необходимость, предназначенность для него именно такой выпавшей ему судьбы.
Даль колесил по России, менял профессии, встречал на своем пути тысячи людей, а с ними – тысячи слов, и не отвлеченно названных, но слов, произнесенных к месту, употребленных в деле, слов-образов.
Сидел бы он в тихом пропыленном кабинете, листал толстые книги в кожаных переплетах, выписывал бы слова на розовые и желтые карточки, могло случиться – и Словаря бы не было: Далева – наверняка.
Что мог бы Даль, просидевший всю жизнь в тихом кабинете, рассказать, допустим, о конских мастях? Что черную лошадь называют вороной, а рыжую – гнедой? Но в «Толковом словаре» более полусотни наименований мастей: тут и подвласая, и игреняя, и соловая, и розовая, и голубая, и изабе-ловая, и фарфоровая, и чанкирая. Чтобы узнать про них, надо было служить в армии, смотреть, как объезжают коней в казацких станицах, тереться между цыганами, толкаться среди барышников в ярмарочной толпе. И ни в одной даже самой увесистой книге не вычитал бы кабинетный Даль таких необычных имен очень простой вещи – лодочного весла: потесь, бабайка, слопец, лопастина, навесь, гребок, стерно. Чтобы услышать их, надо было служить на флоте, проводить часы с корабельными мастерами, плавать с рыбаками по Яику. И чтобы уверенно написать в Словаре (гнездо «ЛОЖКА»): «Деревянная ложка (главный промысел Нижегородской губернии Семеновского уезда) обрубается из баклуши топориком, теслится теслою, острагивается ножом и режется кривым резаком, а черенок и коковка на нем точатся пилкою, от руки. Ложка бывает: межеумок, простая, русская, широкая: бутырка, бурлацкая, такая же, но толще и грубее; боская, долговатая, тупоносая: полубоская, покруглее той; носатая, остроносая; тонкая, вообще тонкой, чистой отделки. Белая, т.е. некрашенная, из первых рук идет 9 – 18 руб. ассигнациями тысяча, осиновая и березовая, кленовая крашенная до 75 руб. ассигнациями тысяча», – чтобы написать такое, непременно надо было побывать в этом самом Семеновском уезде, побеседовать с мастерами, прицениться к товару у местных торговцев и у перекупщиков на Нижегородской ярмарке...
Обживаясь в Оренбурге, Даль купил дом «со всеми угодьями и ухожами». как сообщал он столичным знакомым (ухожи, по Далеву толкованию, «домашние, хозяйственные строения, опричь жилого дома»), завел мастерскую («просторный покой»), поставил там письменный стол, шкафы книжные, верстак, токарный станок – поселялся надолго, но спустя годы, уже на новом месте, вспоминал со смехом, как один казах, с которым он подружился в степи, дарил ему верблюда:
« – На что он мне, – сказал я.
– Да ведь есть у тебя дом (кибитка, юрта)?
– Есть.
– Так он будет таскать его.
– Дом мой не складной, а стоит на одном месте.
– И век так будет стоять?
– Покуда не развалится.
– Послушай, возьми верблюда, попробуй перенести дом свой на новое место – будет веселей!»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.