На закате жизни Даля его портрет написал художник Перов. Даль, одетый в темно-коричневый с вишневым оттенком халат, сидит неподвижно в глубоком, старинном кресле; борода, седая, мягкая, как бы стекает со впалых щек; под четко очерченными бровями очень ясные, много знающие и чуть удивленные глаза. Руки спокойно сложены, но не кажутся бездельными, незанятыми; пальцы длинные и тонкие, но кисть крепкая и жесткая, – Даль и в старости не забросил токарного станка, мастерил ларцы, пристрастился вырезать рогатые мотовила для наматывания пряжи. В кресле Даль не отдыхает – работает: он думает.

Даль понимал, какой огромный труд взвалил на свои плечи. «Помощников в отделке словаря найти очень трудно, и правду сказать этого нельзя и требовать: надо отдать безмездно целые годы жизни своей, работая не на себя, как батрак», – писал он. Но писал, не сетуя: Словарь был его дело, нужное всем.

Историк Погодин пекся о славе Даля: общество, принимая его труд, ничем не вознаградило того, кто жизнью пожертвовал для этого труда, «Даль есть московская знаменитость; его надо отыскивать русским путешественникам и показывать иностранцам». А «московская знаменитость» Даль держал между тем корректуру, то есть читал и правил оттиски с набора. Над Словарем типографским наборщикам пришлось потрудиться: много непривычных слов в тексте, часто приходилось менять шрифты – Даль просил для наглядности главное слово в словарном гнезде набирать прописными буквами, производные слова жирным курсивом (искосью), толкования слов прямым светлым шрифтом, примеры светлым курсивом и т. д.; на протяжении нескольких строк шрифт иной раз менялся четыре-пять раз. Обычно читают две или три корректуры, но в словаре не должно быть ни одной опечатки, и Даль держал четырнадцать корректур! Четырнадцать раз подряд с величайшей тщательностью, цепляясь за каждую буковку, за каждую запятую, прочитал четыре с лишним тысячи страниц плотного текста (вздыхал: «Для одной пары старых глаз работа и впрямь тяжела и мешкотна»). Еще выходят в свет лишь первые выпуски, а Даль уже находит в своем труде «пропасть неисправностей » – собирает дополнения, исправляет упущения, уточняет толкования. Его превозносят – он шутит: «Меня теперь шестом не достанешь». И просит строгих критических суждений: снисходительность показывает небрежение к труду. Жалуется, что стар, немощен, но до последнего дня не оставляет работы; бормочет любимую прибаутку: «А когда досуг-то будет? А когда нас не будет», – пока суд да дело, успел подготовить для второго издания около пяти тысяч поправок и дополнений. Даль был нешумлив, не желал «блеска и грома»: в участии и одобрении «каждый труженик нуждается не ради тщеславия, а ради поддержки сил, требующих убеждения, что труд пошел на общую пользу». Когда в частном письме среди деловых заметок и житейских размышлений он вдруг прорывается: «Я полезу на нож за правду, за отечество, за Русское слово, язык!» – ему веришь.

Всего дороже было для него ощущение этой общей пользы, им принесенной. «С глубоким почтением я преклоняюсь перед сотворенным Вами вечным памятником о себе; перед Вашим терпением, лишениями и неколебимой стойкостью, которые Вы принесли в дар Отечеству. Вы не остались в долгу в этой жизни, но заплатили десятилетиями за все, что получили в ней», – писал Далю читатель «Толкового словаря», провинциальный чиновник. И несколько лет спустя, услышав о смерти Даля, почти то же написал Иван Сергеевич Тургенев: «Он оставил за собою след: «Толковый словарь» и мог сказать: «Exegi monu-mentiim»

Исторические заслуги

«Толковый словарь живого великорусского языка» стоял в кремлевском кабинете Ленина среди самой необходимой справочной литературы – на этажерке-вертушке рядом с письменным столом, всегда под рукой.

По воспоминаниям В.Д. Бонч-Бруевича, Владимир Ильич постоянно и очень внимательно изучал Словарь, интересовался «поговорками и пословицами, которые там были приведены», читал Словарь как увлекательную книгу и «высказывал свое восторженное отношение перед разнообразием эпитетов и другими образными выражениями русского языка».

«Стоило только при Владимире Ильиче произнести какое-либо незнакомое ему русское слово, как он немедленно учинял допрос: «Откуда вы взяли это слово, правильно ли вы его употребляете...» И неизменно рылся в известном словаре Даля, высоко расценивая его авторитет...» – рассказывал Г. М. Кржижановский.

Н. К. Крупская вспоминала: «Чтобы понять, какая образность близка крестьянину, Владимир Ильич, между прочим, особенно внимательно читал и изучал словарь Даля, настаивал на его скорейшем переиздании».

Владимир Ильич Ленин писал о Да-левом Словаре:

«Великолепная вещь, но ведь это областнический словарь и устарел. Не пора ли создать словарь настоящего русского языка, скажем, словарь слов, употребляемых теперь и классиками, от Пушкина до Горького...

Словарь классического русского языка?..»

«Скорейшее переиздание» труда Даля, таким образом, не только не исключало, но предполагало обязательное создание словаря современного («настоящего»), литературного («от Пушкина до Горького») русского языка. Именно такой словарь, в котором слова литературного, общеупотребительного, «классического» языка не были бы теснимы словами областными, крестьянскими, профессионально-ремесленными, стал необходим в эпоху борьбы за всеобщую грамотность народа. Именно такой словарь стал необходим Советскому государству.

Передний заднему мост

Время бесконечно рождает слова. Но оно же и убивает их, обрекая на забвение. Словарям не просто угнаться за временем.

Составители словаря-справочника «Новые слова и значения», изданного в 1971 году, выявляя слова, которые употребляются в советской прессе и литературе, но отсутствуют в имеющихся толковых словарях, обследовали источники, относящиеся ко второй половине 60-х годов, и обнаружили три с половиной тысячи новых, не вошедших в толковые словари слов и значений.

Даль любил повторять: «Передний заднему мост» – движению вперед нет конца, новые поколения продолжают дела минувших.

Даль старался для «более даровитых и ученых тружеников, которым уже легче будет дополнять, чего недостает, найдя одну часть дела готовою».

Многих «простых» нынешних слов у Даля, понятно, нет, как нет многих значений, толкований, ныне более принятых, чем те, которые приводит Даль. Мы многое узнаем из Словаря Даля, но мы знаем многое, чего не знал Даль. Мы хранители слов и представлений, которые пришли в мир после Даля. Мы продолжатели его дела, те, о ком Даль писал с надеждой и верой: «Найдутся люди, которые родятся и образуются под влиянием и при спопутности других и более счастливых обстоятельств, нежели мы, и попытки их будут удачнее».

Нас не может не волновать подвижничество Даля: сила подвига зовет к подражанию, Чехов не случайно писал о «благородной заразе подвига».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.