Какое счастье, что Даль умел легко переносить дом свой на новое место, что жизнь Даля – не кабинетное затворничество, не заполнение и разборка карточек, хотя и толстые книги перелистывались, и карточки заполнялись и разбирались, вот только кабинета не было – Даль любил работать на людях. Страницы живой жизни стоят за страницами Далева Словаря.

Пути-дороги Даля подчас неожиданны. повороты иногда круты, но вопреки геометрии («Прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками») пословица учит: «В объезд, так к обеду, а прямо, так, дай бог, к ночи». Даль толкует пословицу: «укорачивая путь, часто плутают». Прямой (по Далю) – это еще «правый, истинный, настоящий», или – чудесное объяснение – «самый он». Непрямой геометрический путь Даля был самый он: всего точнее, всего истиннее он вел Даля к цели.

По настоянию Пушкина

Огромные запасы слов накопил Даль во время русско-турецкой войны. Солдаты были крестьяне со всех концов России, они принесли с собой в армию свои слова. «Соберешь вокруг себя солдат из разных мест, – вспоминал Даль походные привалы, – да и начнешь расспрашивать, как такой-то предмет в той губернии зовется, как в другой, в третьей; взглянешь в книжку, а там уж целая вереница речений».

Тетрадок и записных книжек в походе набралось так много, что ни в один чемодан не умещались. Даль запаковал слова в тюки и навьючил ими верблюда. В одной из стычек верблюд попал в плен к неприятелю; Даль был в отчаянии, но, к счастью, казаки вскоре отбили горбатого зверя, груженного бесценной поклажей.

Даль не мог не искать применения своим запасам. Когда записей собирается столько, что их без верблюда не увезешь, вряд ли возможно, подобно пушкинскому Скупому рыцарю, удовлетворяться лишь сознанием своего богатства. Даль жаждал открыть свои сундуки современникам и потомкам. щедро одарить их накопленными богатствами. искал способ, который помог бы ему сохранить свои запасы и передать их людям.

«За словарь свой Даль принялся по настоянию Пушкина». – записал со слов самого Даля издатель «Русского архива» П. И. Бартенев. В Словаре находим толкование: «НАСТАИВАТЬ... усиленно просить, домогаться чего, требовать неотступно, приказывать и наблюдать за исполнением».

Даль познакомился с Пушкиным осенью 1832 года. Поводом для знакомства была книжка сочиненных Далем русских сказок. Пушкин по обыкновению своему засыпал меня множеством отрывчатых замечаний, которые все шли к делу, показывали глубокое чувство истины и выражали то, что, казалось, у всякого у нас на уме вертится и только что с языка не срывается. «Сказка сказкой, – говорил он, – а язык наш сам по себе, и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке. А как это сделать, надо бы сделать, чтобы учиться говорить по-русски и не в сказке... А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! А не дается в руки, нет!» – вспоминал Даль первую встречу с поэтом.

«Пушкин живо интересовался изучением народного языка, и это их сблизило», – писал Бартенев со слов Даля.

Даль принялся за Словарь по настоянию Пушкина: имеем право предположить, что в беседах с Пушкиным родилась мысль о словаре как наиболее удобном и действенном способе сбережения накопленных слов и речений. что Пушкин усиленно просил. домогался, требовал, чтобы Даль работал над Словарем, наблюдал по возможности за исполнением.

Идея Словаря могла явиться уже в первой беседе, поздней осенью 1832 года, или во время нескольких новых встреч в первые месяцы следующего. 1833-го, или, наконец, в сентябре 1833 года в Оренбурге, куда будущий составитель Словаря отправился служить и куда Пушкин прибыл, путешествуя по следам Пугачева. В Оренбурге Даль и Пушкин провели несколько дней неразлучно и, судя по малочисленным и отрывистым сведениям, касались в беседах сокровенных творческих вопросов.

В конце 1836 года служебные дела привели Даля в столицу, Пушкин не раз навещал его, жадно знакомился с собранными сокровищами. Впечатление от последних встреч, наверно, более всего и высказалось впоследствии в исполненных чувства и содержания нескольких строках «Напутного слова»: «А как Пушкин ценил народную речь нашу, с каким жаром и усладою он к ней прислушивался, как одно только кипучее нетерпение заставляло его в то же время прерывать созерцания свои шумным взрывом одобрений и острых замечаний и сравнений – я не раз бывал свидетелем».

Роясь в бумагах Даля, Пушкин нашел незнакомое слово – «выползина». Даль объяснил: так называют шкурку, которую сбрасывают с себя змеи. Пушкин пришел в восторг от этого слова. Вскоре он пришел к Далю в новом сюртуке. «Какова выползина! – сказал он, звонко смеясь. – Ну, из этой выползины я не скоро выползу. В этой выползине я такое напишу!..» А через несколько дней Даль сидел у постели смертельно раненного Пушкина и старался облегчить его последние страдания – «друг Даль», «брат Даль», «доктор Даль» (так говорили самые близкие к Пушкину люди, так сам Пушкин говорил). Именно Даль провел с поэтом его последнюю ночь, именно его просил Пушкин за несколько минут до кончины:

– Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше!

Приоткрыл глаза:

– Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу вверх по этим книгам и полкам, высоко – и голова закружилась...

И снова:

– Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе!..

На память о Пушкине достался Далю черный сюртук с дырочкой от пули против правого паха – выползина – и перстень с зеленым камнем, о котором Даль говорил: «Как взгляну на него – хочется писать». Но подлинной памятью о великом друге стал для Даля начатый по его настоянию «Толковый словарь».

Один может сложить костер

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.