Советский мальчик стал преподавателем в подпольных кружках йоги, карате и кун-фу, принимал участие в диссидентском движении, а потом уехал на Запад…
Сейчас Владимир Джа Гузман ведет «экологичный образ жизни», пишет мистические книги, называет себя «свободным философом» и готов взять бремя духовного лидера на себя.
– Тяга к Востоку началась после фильма «Старик-Хоттабыч», который я посмотрел в раннем детстве. Потом было другое кино – «Индийские йоги – кто они?» Ну, я и поехал...
Хиппи стал еще в 15 лет, хотя – больше идейным, поскольку длинные волосы в советской школе носить не разрешали. Как и потертые джинсы.
Ну, ничего, потом наверстал. И с автостопом, и с фри-лавом, и со всем остальным. Во всех ключевых точках нашей системы можно было найти лялек и кайфа – разве это не прекрасно? У мистиков в тусовке было примерно то же самое, только ляльки там были несколько более озабоченными... Может быть, просто более интеллектуальными?
После вуза я немного проработал в эстонском Министерстве Высшего и среднего специального образования, но через полгода понял, что карьера советского чиновника – это, как говорят англичане, «is not my cup of tea». И покатили самиздат, подпольные кружки йоги и боевых искусств, лекции о том, есть ли жизнь на Марсе...
Проблем с властями не было, хотя весь пипл в нашей хипповой компании, собиравшейся в центре Таллинна, службисты знали наперечет. Я близко общался с одним из самых известных в эстонской среде диссидентов – Михаэлем Таммом (гуру Рамом), философом родом из Германии.
Несмотря на то, что он совсем не понимал по-русски, у него на хуторе всегда тусовалась куча народа со всех концов СССР – от Прибалтики до Средней Азии. Общались через переводчиков или по-английски, иногда – на немецком. В принципе, мы все вышли, более-менее, сухими из воды именно благодаря нашему оккультизму – защитному полю против властей, которое приходилось генерировать специальными средствами. Я думаю, что Рам тайно создавал импульс на разрушение советской системы. Во всяком случае, импульс на освобождение эстонского народа от кармического комплекса большевизма он генерировал точно.
Формально у нас не было никакой секты или организации. Но фактически была группа поддержки философа – материальной, психологической, магической. Наша группа была, как я себе представляю, самой продвинутой в Союзе – благодаря уникальным парапсихологическим технологиям, которые Рам ввез из Западной Европы.
– Говорят, что ты ввозил в Среднюю Азию Коран?
– В 70-х я преуспевал в самиздате. Начинал с таких вещей, как «И Цзин», различные пособия по йоге, оккультная литература в духе Папюса и Лидбитера. К концу семидесятых открыл среднеазиатский рынок. Там самым большим спросом пользовался Коран и учебные пособия для подпольных религиозных школ – Хадисы, Чоркитоб, Афак-ва-анфус... Все на арабском и персидском языке. Вот эту литературу я тиражировал.
Книги мне печатала девочка, работавшая в гэбэшном учреждении с ксероксом. Я ей объяснил, что это средневековая арабская поэзия и тексты нужны Академии Наук. Платил по копейке за страницу. Расход краски и бумаги никто не учитывал. Печатная себестоимость одного Корана составляла примерно 3 рубля плюс переплет за один рубль, который тоже делался на другом государственном предприятии. А в Бухаре он стоил до 300 рублей. Я ходил по мечетям в халате и тюбетейке. Имамы сразу брали несколько штук. Образовалась целая система сбыта – до тех пор, пока, в начале перестройки, из Саудовский Аравии не завезли сразу миллион экземпляров Корана.
– Твоя приставка к имени Джа когда появилась, при каких обстоятельствах?
– Был в начале прошлого века в Монголии такой буддийский монах Джа-Лама – борец с китайцами и коммунистами за национальную самостийность. Он был настолько радикален, что его даже черный барон Унгерн побаивался. В качестве боевого штандарта Джа-Лама, к примеру, использовал человеческую кожу. Это была монгольская махновщина на базе буддийского учения о свободе. Шутка! На самом деле, написав книгу про Среднюю Азию, я решил использовать «Джа» как некий намек на растафарианский аспект в предлагаемом читателю дискурсе. Книга так и называется: «Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра».
– А почему ты уехал жить в Южную Америку?
– Я был тогда женат на американке колумбийского происхождения, и она сказала, что я могу пожить у нее в Боготе с недельку. В результате, я там завис на год. При этом моя супруга там так и не появилась. Это отдельная история, она у меня тоже описана: про индейскую мистику, про то, как из Колумбии в Штаты возили кокаин через Кубу, про тайные сети эзотерических генонистов и базы наркодилерских подлодок в Аргентине... Там самый крутой наркотик – «марципан», который готовят из особых фрагментов мозга бывших наркоманов. Очень особое ноу-хау. Слабонервным лучше не читать.
Потом я работал корреспондентом Русской Службы Би-Би-Си, журналистом программ «Радио Свобода», «Немецкая Волна» и других. Знакомился с разными людьми, встречи подкидывали мне пищу для размышления – с Горбачевым, Путиным, Касьяновым, Чубайсом, Ходорковским, Ахматом Кадыровым, Йоко Оно, Ральфом Нейдером, Дэвидом Кортеном...
– Как получилось, что из журналиста с многолетним опытом ты вдруг сделал решительный шаг к официальной литературной карьере и стал автором многих успешно издающихся книг?
– Скромными литературными опытами я занимался и раньше, но активно стал писать с 2002 года. Мне просто надоела журналистика, и я решил написать про собственные путешествия. Жена (уже не колумбийская, а наша, московская) в это время была беременна, и я подумал: «Напишу книгу для своего потомства, пусть читают, как их предки зажигали...»
Описал пару эпизодов из своих путешествий в Среднюю Азию, повесил в Сеть. Знакомые почитали, говорят: «Пиши еще». Ну, и так, слово за слово, процесс пошел... Потом ее прочитал в Интернете человек по имени Дима Мишенин предложил издать. Так появилась книга «Тропой священного козерога».
С тех пор могу себя считать профессиональным писателем, поскольку даже гонорар от издательства получил.
В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.
На территории бывшего хрустального завода создается творческий кластер
Картина «Мастерская художника на улице Кондамин»
Наталья Борисовна Долгорукая
Международный язык, по заверениям его приверженцев, «живее всех живых»
Сколько человек поедет на матч в Уэльс, и чем глорихантер отличается от маркитантки