Диалог критика и поэта
Евгений Осетров. Московским утром, когда только-только занимался рассвет, я шел пустынной московской улицей. На моем пути оказались школы, в которых проходили, точнее, заканчивались, выпускные торжества-радости десятиклассников. Вчерашние школяры встречали зарю последний раз в школьных стенах, оставляя позади детство и отрочество... И первая и вторая школы буквально сотрясались от звуков музыки. Впрочем, была ли это музыка? Скорее, какой-то невероятный шум, издаваемый устройствами, для этого приспособленными. Не было слов, не было музыки, а сотрясение воздуха.
Разумеется, юнцам было весело гулять и под эти звуки. Но я в душе их как-то пожалел: а где же песня? Где мелодии, остающиеся потом в памяти.
Приходилось ли вам, Владимир Яковлевич, сталкиваться с подобными явлениями, когда слова и музыка вытесняются оглушительной какофонией, сумбурным нагромождением звуков?
Владимир Лазарев. К сожалению, приходилось, Евгений Иванович, как всем живущим в современном мире людям. Даже очень занятым, погруженным в серьезное дело, вообще весьма далеким от увлечения эстрадной песней. Скажем, есть люди, которые свободное время отдают хоровому искусству, любят слушать народные песни, камерные произведения, классическую оперу – находят в этом радость и отдохновение. Есть ревнители консерваторских концертов, самозабвенные ревнители симфонической и фортепьянной музыки, ораторий, вокальных циклов, получающие от всего этого высокое наслаждение, радость... Для таких громкие имена многих эстрадных звезд – пустой звук: они их попросту не знают, на концерты их не ходят, по телевидению не смотрят – не слушают. Я это к тому говорю, что даже такие люди не в силах миновать громокипящую вокально-инструментальную смесь, о которой вы говорили. То она обдает вас из открытого окна соседней квартиры, то в парке из проплывающего мимо транзистора или походного магнитофона, то догонит в вагоне поезда... Одним словом, встречи не избежать!.. Волей-неволей начинаешь прислушиваться и чаще всего приходишь в ужас от бессмыслицы, безмелодичности этих музыкально-словесных образований. Скажем, в песне случается мелодия неоригинальная, так слова выручают. Или наоборот. Добро бы так было, а то ведь в целом ряде современных эстрадных песен ни слов, ни мелодии нет, ни даже какого-либо общего смысла: расхлябанная, искусственно взвинченная музыка, в которой мелькают отдельные плохо связанные друг с другом слова. А не слишком ли много это для одного, условно скажем, произведения, когда в нем нет ни мелодии, ни пластично звучащих слов, ни сколько-нибудь здравого смысла? Что это за песенный язык, в котором выкрик вместо напева? А вместо всего остального голый (причем не оригинальный) ритм, знаете, точно оголенный пляшущий электрический провод, такой ритм... С этим явлением приходится встречаться последние 10 – 15 лет. В этот период такого рода песенный вал, принимая некий тотальный характер, шел по нарастающей кривой, не знаю, возможно, пик даже прошел? Некоторые люди переносили это наваждение болезненно, считая, что вообще вся песня стала такой. И это подавляло. Ведь если такого рода «песни» широко поют молодые люди, то это все-таки что-то должно выражать, даже если в самой песне нет сколько-нибудь разумного содержания.
Однако наряду с бессмысленными музыкально-словесными выкриками существует и сейчас прекрасная, умная, сердечная, мелодичная песня, не только старинная или прошлых лет, но и нынешняя. Правда сейчас она, честно говоря, не царствует, находится как бы в полутени, но существует. Бытует и то и другое. Это как бы сосуществующие стихии. Причем надо сказать, что назойливая, кричащая, безмелодичная песня агрессивна, наступательна, самоуверенна. Что это за стихия? Я соотнес бы ее со стихией неумеренного поклонения некоторых подростков популярным видам спорта. Знаете, наверно, появились такие фанаты спорта, пишущие на заборах названия команд, за которые болеют. Такого рода стайные группировки образуются и при песнях-выкриках. Это своего рода также «фанаты» (так они себя сами именуют).
Евгений Осетров. Но я видел однажды на рассвете и другое. Семьями – дедушки, бабушки, отцы, матери, тети, дяди вместе со стайками современных молодых людей – шли по улице, провожая сыновей в армию. Юноша покидает отчий дом... Проводы всегда большое событие – и до Великой Отечественной и, конечно, во фронтовую годину, и они всегда были связаны с песнями. Они неизбежны, они – обычай. И я заметил, что толпы провожающих чаще все-таки поют песни, которые я бы назвал традиционными. Я слышал, как пели «Катюшу», «Ой туманы мои...», «Раскинулось море широко...». То есть не надо думать, что музыкоподобная чепуха полностью вытеснила из народного быта настоящие музыкально-литературные явления. Я бы даже не сказал, что возникла ситуация музыкально-литературных сумерек. Нет, песня жива. Но то, что происходит агрессивное наступление антипесни на песню, несомненно. Хотя, может, нельзя не согласиться с вами в том, что в какой-то степени девятый антипесенный вал миновал.
Владимир Лазарев. Я думаю, что мы с вами и собрались здесь потому, что оба занимаемся исследованием песни, а я сам хоть и нечасто, но все-таки пишу стихи, которые становятся песнями. И вместе с тем мы встретились не для того, чтобы давать рецепты. Наша задача носит скромный характер: поразмыслить о характерных чертах нынешней песни.
Евгений Осетров. Михаил Васильевич Исаковский всю жизнь создавал песенную лирику. Постоянно он задумывался над тем, что слушает и поет народ. Более того, все наши встречи, а они десятилетие были постоянными, никогда не обходились без разговора о песне. Народность, по мысли Исаковского, тесно, можно даже сказать, неразрывно, связана не только с распространением в народе, но и с протяженностью во времени. Сегодня все могут петь какую-нибудь песню, и есть соблазн объявить ее (что и делается) народной, но – увы и ах! – завтра ее будут помнить лишь немногие, послезавтра – никто... А подлинный фольклор, постоянно утверждал Исаковский, не является «однодневкой», он существует довольно долгое время. С этим нельзя не согласиться. Если взять, например, пословицы, то многие из них существуют не только целые десятилетия, но даже столетия. Да и песня тоже... И в этом смысле путь песен, обретавших одновременно популярность, со временем расходился: одни так и кончали жизнь на эстраде или даже продолжали жить на эстраде, другие становились воистину народными, укоренялись. Этому-то направлению полностью и отвечает творчество Исаковского.
Владимир Лазарев. Мы не будем давать те или иные рецепты; есть насущная необходимость еще раз пристально вглядеться в существующую проблему и поразмыслить о некоторых характерных чертах возникновения и бытования современной песни. Поразмыслить вслух. Повторяю, не поучать и не спорить даже, а искать разъяснения прежде всего для себя, искать правду. В этом, как я понимаю, зерно, корень нашего разговора. И вот, знаете, я продолжу вашу мысль, если говорить о прежних годах, то есть о военном и послевоенном времени, то можно и даже необходимо обозначить такой феномен, как общепризнанная массовая советская песня. Песня каким-то единым дуновением охватывала миллионы людей, становилась дорогой для людей разных возрастов, профессий, разной образованности. Такая массовая песня как бы сама в себе заключала массовую информацию: от приказа до заклинания, от прощания на вокзалах до наказа, заветного слова, обещания верно ждать, до надежды встретить живым... Итак, такого рода песни – многие из них можно припомнить – сами были как бы средством обобщенной массовой информации, переходящей из вагона в вагон, от окопа к окопу... В таких условиях песня обретала некий генеральный смысл и значение. И при этом в лучших своих образцах она была неким цельным организмом, где и слова и музыка обладали определенным неповторимым очарованием. Такая песня требовала мастерства, оригинальности, личности творца. Мне приходилось не раз беседовать со многими корифеями песенного жанра (а с иными из них и работать в творческом союзе). Раньше было так, я помню: мастера всегда искали неповторимый мелодический и поэтический обороты. Ценились непохожесть, свежесть, незаемность музыкально-поэтического образа. За этим строго следили сами мастера, на это указывали. Что же произошло? Возможно, потеряв свое прежнее генеральное значение, песня утратила и строгих мастеров? Не только для самодеятельных авторов – а их теперь стало тысячи, особенно с возникновением вокально-инструментальных ансамблей, – но и для профессионалов, кажется, перестало существовать это чувство ответственности за оригинальность, самобытность мелодии и слова. В связи с этим во многих случаях больших мастеров сменили мелкие, безличностные жучки-текстовики и поставщики «музычки», этакие процветающие карлики, умеющие прямо на ходу стащить понравившуюся строчку или музыкальный оборот у другого. На клейме таких жучков-карликов не слово «самобытность» значится, а «чем пошлее, тем лучше». Их неутомимая массовая деятельность привела к укоренению в песенном мире так называемого «торгового направления», того самого направления в литературе, против которого страстно выступали еще Жуковский, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Блок... С «торговым направлением» в песенном мире справиться и в наши дни трудно, но противостоять ему надо постоянно.
Песня очень сильно связана с тем или иным состоянием среды, в которой она бытует. Об атом не следует забывать. Сейчас, мне кажется, та массовая песня, которая в нашем сознании адекватна таким песням, скажем, как «Соловьи» или «Одинокая гармонь», вроде бы вовсе перестала существовать? Что же, массовая песня зашла в тупик?
Сейчас и у бардов явно песенный спад; по стране разгуливает стихия ВИА-песни, о чем говорилось выше. Меня недавно в поезде по дороге в Москву преследовала повторенная несколько раз, исполненная ненатурально-гнусавыми голосами любовная песенка, все содержание которой сводится к следующему: была бы Земля не круглой, а плоской, мы сразу узнали бы – разглядели друг друга. Мы вот беседуем с вами, а она вертится – имею в виду не Землю, а эту самую песенку, герой которой мечтает о «плоской Земле». Подобного рода изделий сейчас появилась тысяча. Нет, что ни говорите, это все-таки тупиковое состояние.
Вы вот хорошо знали Михаила Васильевича Исаковского, многие стихи которого стали народными песнями. Было бы небесполезно всем нам вспомнить сейчас его отношение к песенному жанру.
Евгений Осетров. Без лирики Исаковского у нас не обходится ни один праздник. В этом смысле он сопоставим, пожалуй, только с Алексеем Кольцовым. Опыт Исаковского – драгоценное достояние. У Исаковского имеется многочисленная переписка с любителями песни. Он годами писал трудовым людям, далеко не всегда оставляя копии. И потом он много записей делал в книжках, которые мне не раз читал.
Владимир Лазарев. Мы опубликовали в третьем номере «Дня песни» (есть такой ежегодник!) высказывания о массовой песне Дмитрия Шостаковича. Как важно в наши дни напоминать о том, что думали и творили мастера!
Евгений Осетров. Михаил Васильевич Исаковский постоянно переживал за состояние и достоинство песни, хотя в шестидесятые – семидесятые годы положение еще не было в такой степени напряженным.
Одна певица в Западной Европе гастролировала в различных странах и снискала себе имя. Она и теперь исполняет песню, которая пользуется особым успехом. Что это за песня? Это действительно песня без слов, хотя слова вроде бы в ней есть. Я попросил перевести, что она произносит в микрофон. Дива выходит на эстраду, раздаются ударные звуки, и она раздельно выкрикивает слова. В переводе это означает полный перечень месяцев: январь, февраль, март и т. д. Все! Говорят, что в этом есть много смысла, работает подтекст, но забывают, что подтекст возникает только при наличии текста.
В Тбилиси друзья меня пригласили в ресторан, чтобы «блеснуть» грузинским гостеприимством. Но никакой разговор оказался невозможен, потому что оркестр создавал бессмысленный шум, и только по движению губ можно было понять, что говорит собеседник. В таком же положении были все окружающие. Собралось общество, но общество должно общаться, а разговаривать было невозможно. И даже танцы проходили сами по себе, а музыка эта – сама по себе.
Владимир Лазарев. Что это такое? Разуверенность молодых людей в слове? Может, слово скомпрометировало себя? Что это за глухонемая песня?
Евгений Осетров. В этом я с вами, пожалуй, не соглашусь.
Начнем с того, что современная идеологическая действительность снабдила слово глубокой информативностью и глубоким смыслом. Последнее время периодика подчеркивает, что воспитание художественного вкуса не кратковременная кампания: задуманное требует длительного претворения в жизнь. Произвести перемены во вкусах одним махом невозможно. «Пора эстрады» исказила представления о том. какими должны быть поэзия и музыка. Многолетняя работа с различными и умелыми подходами может дать богатые плоды.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.