Наше знакомство

В прошлые годы он приносил нам чудесные ренклоды: розовые, крупные, почти с небольшое куриное яйцо, необыкновенно сладкие и ароматные. Нигде я не видел таких слив, и истребляли мы их целыми лукошками. Да и стоили они пустяки.

Мальчишка, продавец ренклодов, клялся и божился, что ренклоды его собственные, растут в отцовском саду, если хотите, пожалуйста, проверьте, и знамениты на всю округу. Такая слива, по словам мальчишки, нигде больше в этих местах не растет. То есть расти-то растет, но плоды по сравнению с этими ренклодами так, мелочь. И урожай, уверял нас продавец, «обивной», такой, стало быть, когда ветви от тяжести уродившейся ягоды клонятся к земле и нужны мощные подпорки, чтобы дерево не погибло.

— Так что девать нам сливу некуда,— объяснял этот паренек,— на базар не наездишься, да и некому ездить, вот и раздаем кому попало, бери хоть пудами. Я бы и вам отдавал их задаром, да вы не хотите...

Так мы стали постоянными клиентами этого мальчика, худенького, мускулистого, с пытливыми глазами, которые он как-то по-особенному прищуривал. А веснушек на его лице было, надо думать, не меньше, чем ренклодов в саду отца. И это — единственное, что отмечало возраст мальчика. Во всем прочем ничего ребячьего в нем не ночевало. Подобранность, серьезность, молчаливость, никакой навязчивости — все это решительно отличало Василя, как звали парнишку, от ребят, с утра до ночи глазевших на наше отпускное житье-бытье в горной долине далеко от Москвы.

Василь не чурался общества ватаги мальчишек, но и не слишком якшался с ними. Он не участвовал в их ссорах, драках и играх, а если и ввязывался в ребячьи дела, то лишь как некий справедливый судья, карающий неправых и защищающий обиженных. Нет, он не был вожаком шумной ватаги, но авторитет его никто не оспаривал.

Тонкие, бескровные губы Васьки редко складывались в улыбку. Никогда я не слышал его смеха или хихиканья. Нет, решительно ничего детского в лице и повадках Васьки я не замечал уже в те годы, когда впервые познакомился с ним. Да и знакомство это было странное. Он неслышно, легким, кошачьим шагом подошел ко мне. Изо рта его торчала потухшая сигарета; махорочная сигарета, самая, значит, дешевая. И попросил прикурить.

Он припал к зажигалке, глубоко затянулся и сплюнул. В этом плевке было что-то залихватское, какое-то молодечество; так коротко и резко, с особенным шиком плюются заядлые курильщики, да и то не все постигают эту премудрость. А у Васьки это выходило необыкновенно ловко. Вообще я терпеть не могу, когда люди плюются, но в Васькиных плевках не было ничего противного: делал он это артистически.

Я спросил его, когда он начал курить. Васька сказал, что с одиннадцати лет.

— И отец не бранился?

— Не-е. Дает мне... на сигареты.

— Он тоже курит?

— Не-е. Я ведь тоже добытчик.— Васька сказал это без всякой похвальбы: он отмечал факт, только и всего.

Добытчик! Добытчик в одиннадцать лет...

— Ты учишься? — продолжал я допрос: парнишка чем-то зацепил мою душу.

— А то как же!

— И в школе куришь?

— На переменке.

— И учителя ничего?

Василь пожал плечами. Была у него такая манера: при вопросе, который казался ему глупым или не стоящим внимания, пожимать плечами. И этот жест не вызывал во мне протеста, хотя обычно, когда сын делает такое же движение, я выхожу из себя.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.