В правосудии отказано?

— Но следователей упрекают в том, что они, бывает, арестовывают и невинных людей. Конечно, никому не хочется оказаться в изоляторе. Поэтому вполне понятно возмущение невинно задержанных...

— Давайте разберемся. Представьте себе такую ситуацию. К вам подходит хорошо знакомый человек и просит подержать его «дипломат», пока он купит газеты в киоске. Вы соглашаетесь. И тут неожиданно появляются сотрудники милиции и надевают вам наручники. Спрашивают: чей «дипломат»? Вы отвечаете. А вам предлагают пройти... В «дипломате» — крупная сумма денег. Оказывается, за вашим знакомым следили. Но вы-то ничего не знаете! И, естественно, негодуете. Это один вариант. А вот второй. Где гарантии, что вы не договорились с приятелем-соучастником о встрече заранее и чемоданчик попал в ваши руки не случайно?

Следователь постоянно работает с информацией на грани риска! Если вы действительно ничего не знали о содержимом «дипломата», можно сказать, что вас взяли незаконно. И если вы проведете под арестом какое-то время, то это тоже незаконно. Но ведь до проверки обе версии равноценны!

Не забывайте и того, что вопрос об аресте решает не следователь, а прокурор.

Когда пошла волна обвинений в адрес следствия, то количество арестов резко снизилось. Это что, гуманизм? По отношению к преступнику — да. Иные журналисты упрекают следователей в том, что, дескать, работают они с обвинительным уклоном. Так ведь наше дело — рас-сле-до-вать, искать улики. С защитительным уклоном работают адвокаты!

— Есть такая поговорка: лучше оставить, без наказания десять виновных, чем наказать одного невиновного...

— А я считаю ее в принципе неправильной Займемся арифметикой. Допустим, пять тысяч следователей в соответствии с этой «формулой» не задержат по десять виновных каждый. Получается: пятьдесят тысяч преступников на свободе. Каждый из нераскрытых преступников, по статистике, успевает совершить десяток преступлений до того, как его поймают. В итоге — полмиллиона преступлений. Вы хотите попасть в число потерпевших?.. Поговорка эта — чистая демагогия. Да, красиво звучит. Но нельзя сопоставлять несопоставимое — преступника и невиновного. Однако, конечно, и невиновные не должны подвергаться наказанию.

— Что ж, убедительно. Но следователей упрекают не только в том, что под арест попадают иногда невиновные, но и в том, что следствие, бывает, ведется очень долго.

— А вы не обратили внимания, каких следователей упрекают в этом? Не тех, кто расследует дела об убийствах или кражах. А тех, кто занимается расхитителями, взяточниками, организованной преступностью.

А есть ли вообще критерии — что такое «быстро» и «долго»? Думаю, срок два месяца взят с потолка. Экономических, научных расчетов у нас нет. Есть практика. Скажем, если следователь занимается одним уголовным делом о хулиганстве, то может завершить его за три дня. А закон дает на это десять. Потому, что у следователя не одно дело в работе.

Во Франции под следствием люди могут находиться до двух лет. В Италии, где срок содержания сейчас сокращен, — до шести.

В хозяйственных делах, например, чтобы проверить только две-три позиции документации предприятия за год, нужно минимум три месяца. Плюс на судебно-бухгалтерскую экспертизу — еще три. А если учесть то, что у нас теперь все отказываются от своих же показаний и это всем сходит с рук...

— Но если человек обвиняет другого в тяжком преступлении или, например, в том, что давал ему взятки, а потом на суде отказывается от этого, то ведь это...

— ...клевета! Уголовно наказуемая.

— Почему же судьи не возбуждают дело, видя, что свидетель или обвиняемый лгал на предварительном следствии?

Так надо же тогда принимать решение. А вдруг потом обвинят в негуманности? А клевета отнесена к разряду мелких преступлений. Но, уверен, посади такого свидетеля за клевету, он расскажет, под чьим нажимом поменял показания...

Адвокаты охотно поддержали идею «гуманизации» и принятия в качестве доказательств только показаний, данных в судебном заседании. Эту идею подхватила пресса под лозунгом «Создать для судей независимость!». Так порочная идея превратилась в политику, которую стали осуществлять «независимые» судьи, любое, даже абсурдное указание своего руководства ставящие выше закона.

Правда, высокие авторы этой идеи не предусмотрели того, что суды воспримут все указания очень буквально и будут применять «новые методы» не только по отношению к взяточникам, но и вообще ко всем преступникам. Суды наперегонки стали выносить оправдательные приговоры, а пресса — восхвалять именно таких судей.

Конечно, не все судьи переступили через свою совесть. Те дела, по которым подсудимые изменяли свои показания слишком очевидно, честные судьи не могли завершить оправданием. Но и осуждать с учетом данных предварительного следствия не хватало мужества. Ведь вышестоящие суды бдительно следили за выполнением указания Верховного Суда СССР!

«Белые перчатки мафии» очень точно рассчитали удар. Когда началась пропагандистская кампания, призывающая судей расценивать все изменения показаний в суде как злодеяния следователей, на этом основании стали требовать увольнения следователей, если суды разошлись с ними в оценке доказательств. Пошли призывы не рассматривать дорогие подарки как взятки, запустили термин «бескорыстный преступник», стали рассматривать взятки как злоупотребление служебным положением. Бывший Генеральный Прокурор СССР А. Рекунков, поддавшись этому нажиму, уволил около тысячи следователей. Стоит ли удивляться тому, что те, кто выжил, больше думали о сохранности собственной головы, чем о борьбе с преступностью?