Со старшим следователем по особо важным делам при прокуроре РСФСР Евгением Мысловским беседует специальный корреспондент «Смены» Юрий Рагозин
— Евгений Николаевич, вначале о вашем последнем расследовании. Я имею в виду дело об убийстве журналиста из Чувашии Николая Никифорова. Полгода назад в нескольких центральных газетах появилась версия о причастности к этому местной «мафии», которая отомстила репортеру за его критические выступления. Более того, речь в публикациях шла о том, что идейным вдохновителем преступления был партийный работник. Думаю, не случайно в Чувашию направили именно вас, специалиста по делам, связанным с организованной преступностью. К каким же выводам вы пришли, закончив следствие?
— Судя по всему, Николай Никифоров был действительно хорошим парнем и смелым журналистом. Он действительно критиковал, невзирая на лица. И поэтому легко объяснимо то, что его коллеги из Москвы, загипнотизированные слухами, не разобравшись в деле, заподозрили заговор. Ни в коей мере не желая принизить достоинств Николая Никифорова, должен заявить, однако, что никакой мафии в том смысле, который мы вкладываем в это понятие, в поселке, где он жил, нет, и погиб журналист отнюдь не в результате мести.
А дело было так. Никифоров пришел в гости к своему товарищу. Тот вернулся из отпуска; наверное, было о чем поговорить. Друзья выпили. По дороге домой Николай подсел в машину к знакомому шоферу, в которой находился еще один человек. Шофер был сильно пьян. Между ним и журналистом возникла перепалка. Когда все трое во время остановки вышли из машины, простите за подробность, справить нужду, между Никифоровым и шофером завязалась драка. Шофер схватил Никифорова за концы шарфа и сильно потянул. Когда же он отпустил шарф, журналист был мертв. Второй пассажир находился в это время за машиной и ничего не видел.
Вот такая нелепая смерть. С самого начала эта история была окутана ложными слухами. Усугубляло положение то, что в районе не любили своего первого секретаря райкома. Люди знали, что Никифоров критиковал в своих статьях руководителей, а тем, конечно, это не нравилось. Какой напрашивается вывод? Мафия отомстила! Публикации в центральной прессе накалили обстановку. Дело доходило чуть ли не до демонстраций. Кстати, разговоры о таинственной смерти одного из товарищей Никифорова, о чем сообщалось в печати, тоже беспочвенны: тот скончался задолго до описываемых событий, и мафия тут тоже ни при чем...
— Мафия стала притчей во языцех, на нее пытаются многое свалить. Так получилось и в деле о гибели Никифорова. Но давайте поговорим о реально существующей организованной преступности. Общаясь со следователями, я не однажды слышал от них о том, что мафия предприняла мощные контрмеры против правоохранительных органов.
— ...Замешательство длилось недолго. Вскоре после того, как в 1983 году было возбуждено несколько уголовных дел против мафиозных группировок, все коррумпированные слои начали объединяться.
— Чем это было вызвано?
— Почувствовали реальную опасность. А лучшая защита — нападение. И мафия нанесла удар по следственному аппарату и принципам предварительного следствия. Орудием для этого удара она сделала суд.
— Вы хотите сказать, что мафия может оказывать влияние на суд? Но как?
— Нет худа без добра. Помните, несколько лет назад начались разговоры о гуманизации правосудия? Идея-то сама по себе правильная. Гуманизация — это прежде всего дифференциация наказания, а отнюдь не «иди и грабь дальше». Так вот, этой благородной идеей и воспользовались «белые перчатки мафии». И через суды стали проповедовать, а главное, проводить под этим лозунгом политику бездействия. В духе гуманизации и взятку можно рассматривать как подарок, да и вообще ее трудно доказать... Конечно, прямо никто не говорил: не трогайте расхитителей и взяточников! Но ведь эту же мысль можно преподнести и более изящно: получше проверяйте факты, проводите побольше дополнительных расследований, с максимальным вниманием относитесь к показаниям подозреваемых: мало ли что там следователи накопают... Если не хотите прослыть противниками идей о гуманизации и, соответственно, если вам дорого ваше место, — поменьше судите, а значит, и взяточников и расхитителей в том числе.
Те, кто вел борьбу с организованной преступностью, вдруг ощутили мощное сопротивление со стороны судей. В кулуарах судебных инстанций пошли разговоры о каком-то указании руководства Верховного Суда СССР о гуманизации судебной политики и изменении критериев доказательств... Роль добытых следствием доказательств принижалась порой до полного их отрицания. Под любым предлогом стали возвращать дела на дополнительное расследование. Приговоры начали выносить с какими-то опасениями... Тенденция эта определилась, на мой взгляд, к началу 1986 года.
Пример? Пожалуйста. Один из рядовых расхитителей обвинялся в совершении хищения государственного имущества на сумму более 600 тысяч рублей и неоднократной даче взяток. Во время следствия он давал подробные показания о способах хищения и перераспределении похищенных сумм между разными этажами власти. Однако в судебном заседании неожиданно отказался от своих показаний. Дело направили на доследование. Преступник цинично заявил: мы, мол, читаем газеты, знаем нынешнюю практику судов. Стоит только сказать, что показания добыты следователем незаконным путем, — суд тут же направит дело на доследование, а нам будет послабление...
Так под маской укрепления соцзаконности началась борьба с отработанными методами сбора и оценки доказательств. Делалось все возможное, чтобы вообще не дать разоблачить крупных взяточников и расхитителей.
...Бывший ректор института К. оказывал молодым людям содействие не только в приеме в институт, но и в их дальнейшей учебе. Небескорыстно, конечно. Однако, по мнению Верховного суда РСФСР, подарки, которые он получал, взятками не являются! Ибо не ясно, за какое конкретное действие он их получал. Именно поэтому судебная коллегия исключила из обвинения К. несколько эпизодов, а зам. председателя Верховного суда СССР С. И. Гусев поручил члену военной коллегии Верховного Суда СССР М. Марову подготовить протест по делу.
— Странно, почему протест по делу штатского, человека готовит военный судья?
— Я не знаю ответа на этот вопрос. Напомню только, что именно Маров через полтора года после этого суда вынес совершенно необъяснимый, на мой взгляд, с юридической точки зрения приговор по делу Чурбанова.
Итак, протест, естественно, удовлетворили. Дело по обвинению К. во взяточничестве прекратили за недоказанностью! Получение подарков не рассматривалось даже как злоупотребление служебным положением. Курс судебным инстанциям был показан... Ну, а рекомендации давались на самом высоком уровне. Так, например, в 1987 году в одиннадцатом номере журнала «Человек и закон» вышла статья «И по закону и по совести». Написал ее бывший тогда председателем Верховного Суда СССР В. И. Теребилов. Приведу цитату из нее: «...все материалы предварительного расследования должны быть тщательно проверены в суде, и только те из них, которые найдут в суде свое подтверждение, могут быть положены в основу приговора...»
— Но вроде все логично. Суд и должен проверять. Хотя фразу о «подтверждении в суде» можно, наверное, толковать двояко.
— В том-то и дело! А суды почему-то предпочитали истолковывать ее именно в прямом смысле!
— То есть, если подсудимый или свидетель подтвердили данные ими на следствии показания, значит, они нашли свое подтверждение в суде. А если...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.