- Я также хочу продолжать!
- Я также. О, проклятые! Подлые! И они все пылают, сжигаемые нервной лихорадкой, опьяненные, полубезумные.
Мы стоим в завоеванном окопе и ждем. До нас доносится команда:
- Подвигайтесь направо!
Кругом, среди этого катаклизма обвалившейся земли, с торчащими обломками балок и обшивки, с кишащими на дне ранеными и мертвыми, среди дыма, наполняющего окоп, теперь встречаешь лишь воспаленные лица, обливающиеся потом, и глаза, мечущие искры. Среди обезумевших групп видны люди, пляшущие и размахивающие ножами. Они веселы, они обезумели от счастья, что остались в живых.
Постепенно возбуждение гаснет. Один из солдат спрашивает:
- Что же мы будем делать теперь?
Затем снова вспыхивает боевой пыл: в двадцати метрах отсюда, на равнине, слышен треск выстрелов, вокруг пулемета, который, зарывшись в землю, сеет смерть окрест. В желтовато - синем дыму я вижу людей, тесной цепью окруживших пулемет, смыкаясь, все ближе. Рядом с собой я различаю силуэт Мениля Жозефа, который, даже не пытаясь за чем - нибудь прикрыться, прямо идет туда, откуда доносится треск.
Из - за окопов раздается выстрел. Жозеф останавливается, шатается, нагибается и падает на колени. Я бегу к нему. Он смотрит на меня и говорит:
- Это ничего... Я ранен в бедро... Доползу как - нибудь сам...
Он как бы пришел в себя, успокоился. И медленно пополз назад.
Мы остаемся, сбившись в кучу. Садимся. Живые перестали учащенно дышать; мертвые перестали хрипеть.
В этой драме хаоса начинает как бы обозначаться некоторая передышка. Движения и шумы замедляются. Канонада ослабевает, уходит куда - то вдаль, как - будто кашель, сотрясающий небо. Возбуждение улеглось; остается только бесконечная усталость - и снова бесконечное ожидание.
НАСТАЛА НОЧЬ. Пыль улеглась, уступая место полумраку и мраку, нависшему над беспорядочно лежащими людьми. Мы сходимся, садимся, встаем, ходим, опираясь или цепляясь, друг за друга.
Среди прикрытий, заваленных грудами трупов, мы собираемся кучками. Некоторые положили свои винтовки на землю и бродят у краев рва с устало болтающимися руками. Вблизи заметно, что эти люди почернели, как бы обгорели. У них глаза красны, а лицо покрыто грязью, точно шрамами. Мы почти не разговариваем, но начинаем искать.
Я брожу среди этой сутолоки. В одном месте, где насыпь окопа, разорванная бомбардировкой, образует легкий скат, к го - то сидит. Кругом еще бледнее туманный свет. Спокойная поза этого человека, который задумчиво смотрит прямо вперед, поражает меня своей скульптурностью. Наклонившись, я узнаю его. Это - капрал Бертран.
Он поворачивается лицом ко мне, и я чувствую, что он улыбается мне в темноте своей задумчивой улыбкой.
Обыкновенно Бертран говорил очень мало, а о себе - никогда. Однако, теперь он сказал мне:
- Мне пришлось иметь дело с тремя зараз. Я колол штыком, как безумный. О, да, мы все стали, как звери, когда добрались сюда.
В его голосе чувствовалась сдержанная дрожь.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
«Против течения» Изд. Петрогр. Совета, 1918 г., стр. 520