Маршал принял в своем рабочем кабинете. С улицы сюда доносится шум утренней Москвы. В высокие окна врывается веселое весеннее солнце. Но здесь обстановка по-военному строгая: карты, огромный глобус, книжные шкафы.

Маршал приглашает к столу, длинному столу для заседаний. Это очень удобно, когда между тобой и собеседником только зеленое сукно, а.. не телефонные аппараты, папки с документами, срочные бумаги. Они обязательно станут отвлекать, напоминать о текущих делах, а без них разговор всегда идет не так официально.

Мне кажется, маршал сделал это умышленно. Он и на первый мой вопрос ответил так, что я понял: можно будет говорить не только с крупным военачальником, но и просто с человеком, отшагавшим войну «от звонка до звонка», видевшим на ней всякое.

– Вы знаете, сколько служит сейчас в нашей армии участников Великой Отечественной войны? – И, назвав совершенно незначительную цифру, Виктор Георгиевич добавил, как бы объясняя: – Тридцать пять лет прошло, и какая война была...

И за этими словами было: ветераны уходили не только по возрасту, не только потому, что минуло столько времени, – это жестокая война подорвала здоровье многих, а иным вовсе укоротила век. А еще за словами чувствовалось: тридцать пять лет как окончилась война, но он хорошо помнит каждый ее день.

– Расскажите, как она началась для вас, где вы ее встретили, – прошу я.

– В середине июня сорок первого, сразу после окончания Грозненского военного училища, я прибыл согласно

предписанию в 41-ю танковую дивизию; стоявшую в пограничном городке Владимире Волынском. Представляете? Мне еще нет двадцати, в петлицах два лейтенантских «кубика», а получаю должность помощника командира разведроты. Все складывалось прекрасно: начинается моя карьера военного, о которой я с детства мечтал, которую выбрал, еще учась в Невинномысской средней школе.

Но на душе тем не менее было тревожно. Нас выпустили из училища на три месяца раньше срока. Догадывались, почему: на западной границе неспокойно. И в первый же день по прибытии в дивизию мы, молоденькие красные командиры, получили тому убедительное подтверждение: над Владимиром-Волынским кружил германский самолет. Как поняли из реплик работников штаба дивизии, этот разведчик не был первым. Опубликованное 14 июня заявление ТАСС о том, что слухи о намерении Германии напасть на СССР «лишены всякой почвы», не могло переубедить этих кадровых военных. Они понимали: война близко. Это утверждали и перебежчики с той стороны границы. Так что и в нашей и в соседней 87-й стрелковой дивизии было сделано все возможное, чтобы никакая случайность не застала врасплох.

Так как в дивизии с жильем было плоховато, я и два моих товарища по училищу расквартировались в «частном секторе»: сняли комнату у пана Яворского, пожилого поляка, очень приветливо встретившего молодых «панов поручников».

В субботу, 21 июня, вернувшись домой, мы увидели на половине хозяина незнакомого паренька, как оказалось, внука. Мы стали начищаться, чтобы погулять по городу, но тут к нам постучался Яворский.

– Разве паны поручники не знают, что завтра герман будет всех нас жечь огнем?

Хозяин объяснил, что его внук, живший по ту сторону границы, тайком переплыл Буг. Он рассказал, что немецкие войска отгоняют всех жителей от границы, занимают их дома. Когда дочь нашего хозяина отказалась подчиниться, ее убили. Врт внук и прибежал к Деду.

Что нам было делать? Рассказ польского мальчишки ошеломил нас. В общем, мы остались дома. А едва стало рассветать, со стороны границы донеслись артиллерийские раскаты, взрывы бомб.

– Когда вы приняли первый бой?

– Так вот эти первые минуты войны и были моим первым боем. Ведь фашисты обстреливали, бомбили не кого-то другого, а наш Владимир-Волынский, наш военный городок, нашу часть, моих товарищей.

Город, несмотря на ранний час, был похож на растревоженный улей: по улицам бежали посыльные, вызванные ими командиры, поднятые по тревоге красноармейцы. Во дворах метались испуганные канонадой жители.

Когда я добежал до казармы, личный состав был уже построен на плацу. Командир роты крикнул мне:

– Раздай боеприпасы! – и побежал к комбату.

Вскоре вызвали к комбату и меня. Он приказал мне с подразделением отправиться для обеспечения связи со штабом 87-й дивизии, действия которой должны были поддерживать два наших танковых батальона. По дороге в Орани, где в непосредственной близости от границы находился командный пункт стрелковой дивизии, наше подразделение попало под очередную бомбежку. Совсем рядом рванула бомба, и тут же раздался крик раненого сержанта Смолянникова... Война сразу обрела свою жестокую кровавую конкретность.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.