Из протокола судебного заседания: «Я никаких прав на дом не имею, выступаю по доверенности... Но вот относительно писем... Знаю, что Славик с женой их сочинили, а подписали те, кому он книги переплетает... И со стенгазетой так же, граждане судьи. Это Лида, жена Славика, составила заметку насчет Васиной корысти. Она в профкоме состоит и к нам в СМУ в профком написала Никишиной. У нас после этой заметки такой шум был, перед Васей извинялись на собрании, в другой газете его оправдали, а Никишину вывели... Она мстила Васе, потому что он ее «липовой женщиной» назвал — она показатели преувеличивала, а Вася разоблачил ее себе во вред. У нас все это знают, вы поинтересуйтесь, товарищи судьи. А еще скажу...» «Истица, речь идет не о профкоме СМУ, не о приписках, мы рассматриваем иск вашего зятя, говорите только по существу дела». «А я разве не по существу?..»
Ну, детектив! Вот тебе и скучное гражданское дело о введении в наследство.
Что же еще таят эти два тома? Вот копии писем Вячеслава Чувилина в исполком поселкового Совета: он просит взять «Дом Чувилина» для устройства музея народных ремесел, а взамен предоставить ему трехкомнатную квартиру. К письму приложены уже известные послания деятелей культуры. Правда, ответа от исполкома в деле я не нашел...
Не подумайте, что я хоть в какой-то мере ставлю под сомнение честность и порядочность людей, подписавших письма в защиту дома. Дом поистине сказочный. Некоторые авторы писем его видели, если сами привозили книги в переплет Вячеславу. Но все же мы ведем речь не о творении мастера, а о тяжбе двух братьев. Василий просил лишь светелку на лето для тещи с детьми. Однако в исковом заявлении указал о «принадлежащей по праву наследования половине дома».
Суд это его право признал. Но... учитывая все обстоятельства, желание ответчика передать дом «уникального характера» для музея, ходатайства общественности, а также то обстоятельство, что «истец имеет благоустроенное жилье и в поселке Березовый постоянно не проживает... дом оставить для проживания семьи Чувилина В. И., а в пользу Чувилина В. И. взыскать с ответчика половину оценочной стоимости дома по соглашению сторон» — так было записано.
Вот что рассказали мне два тома «дела о светелке». Был, оказывается, и третий том — надзорное производство...
Но прежде расскажу о своих встречах с участниками этой тяжбы. С Василием я встретился через несколько дней после его визита: он еще не успел уехать из Москвы. Я извинился, что несколько холодно обошелся с ним тогда. Василий пробормотал, что «понимает, мало ли кто в редакцию ходит».
— Случай-то у вас необычный, — сказал я, — а вы — «похожий».
— Это дедов дом необычный, а сам случай... — Он поморщился, словно кислого в рот взял.
— Но по оценке получилась не очень большая сумма. Да и не признали дом таким уж уникальным.
— Куда там, как дрова считали, на кубометры. Это разве справедливо?
— Возражали бы, добивались...
— Не до того мне было.
— Что ж у вас там, в Надыме, произошло?..
— А-а... — Василий махнул рукой.
Кое-как я все же вытянул из него историю его «персонального дела».
Рассказ Василия Чувилина: Дед наш покойный, что воспитал нас с братом, был по специальности плотник, а в душе великий законник. И нас так наставлял: честными в работе и послушными законам, в них — порядок. Не скажу, что мы очень наставлениям дедовым внимали. Но кое-что, видать, западало. И когда началась кутерьма с домом, я думал, все по правде, то есть по закону, сделают. А Славка вон что нагородил. Его баба, извините, к нам в профком написала. Она по этой линии активистка. Что началось! Ирка Никишина съесть меня была готова, они же представили, что я с калекой немощным из-за сараюшки сужусь. Тогда-то и вспомнил деда. Его любимая присказка была: «Если я по закону прав, то как могу быть по правде не прав?» Вроде бы осеклись, когда я им этот дедов вопрос кинул. А было это во время обсуждения на профкоме заметки в «Высотнике». Наш парторг Иван Никифорович вступился: «Сплеча, говорит, рубить нельзя, проверить все надо, прежде чем человека виноватить». Тогда и повернулся разговор в мою сторону: заметке опровержение дали, обсуждать меня прекратили. Но я все одно ходил оплеванный. С Доски почета меня сняли, кто-то слух пустил — из депутатов отзовут...
Говорил Василий в час по чайной ложке. Но в этом месте ожил:
— Вы мне скажите, коль я по закону прав — можно меня осуждать?
— Судить нельзя. А осуждать... Видите ли, Василий, это вопрос не простой, — помню, говорил я ему. — Мы часто исходим в своих оценках из того, что мораль и закон едины. В принципе это так, если говорить о целях, об истоках. Но о расхождениях стараемся умалчивать. И зря. Давайте ваш же случай так повернем. Вы судитесь с братом не из-за светелки, не для того, чтобы теще с детьми там летом гостить. Представьте на минуту, что Вячеслав прав: судитесь вы для того, чтобы денежную выгоду получить — ведь по закону вы все равно наследник. В моральном плане как выглядит ваша тяжба?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Творческая педагогика
Сто двадцать восемь видов самых разнообразных услуг оказывает сегодня фирма «Ригас экспресис»
Московское театральное художественно-техническое училище