Тяжба

Свидание братьев было поначалу холодным. Ночевать Василия, конечно, пустили. В первый вечер старший решил сам разговора не начинать — должен же Славка объяснить свой дикий поступок. Тот молчал. И жена его зло молчала, накрывая стол: однако все путем сделала, как исправная хозяйка. Утром гость сказал:

— Что ж, брат, ты так с племянниками своими обошелся? На порог не пустил. Не по-родственному.

— Меня как раз не было. А Лида... она ж дому не хозяйка.

— Но племяши-то твои через меня хозяева! Ты что ж... и меня посторонним считаешь?

— Почему посторонним? Но по закону-то если... Ты ж где-то у себя прописан, а я здесь. Для тебя дача, для меня — квартира. Мы к тебе, если приедем — комнату отведешь?

— А ты попробуй...

— Говоришь так, потому что уверен: не приедем.

— Но по закону я наследник...

— А может, я дедов дом хочу государству передать... Поселку нашему. Для музея. Или под детский сад. А мне квартиру дадут.

— Подожди, Слава, задумал передать или уже оформляешь? А как же я?

— Задумал или нет — другой вопрос. На лето я могу свою мастерскую из светелки убрать. Но твои пусть как жильцы приезжают, как дачники...

— И еще деньги платят?

— А как же? У меня сто десять, у Лиды столько же, а у нее девки не работают еще, хоть на выданье. Вы там у себя мешками гребете...

— Ну, брат, — Василий задохнулся от возмущения, — это знаешь, как называется?..

Из протокола судебного заседания: «...и я хочу, чтобы все по закону. Но войдите в мое положение, уважаемые товарищи судьи, дедов дом для меня не наследство, а единственное жилье...» Вопрос: «Но вы же хотите передать его музею, как сказано в вашем заявлении?» «Конечно, этого общественность желает, я ради общей пользы... Но как же мне музею передать полдома или дом без мансарды? Мне сначала надо от незаконных и корыстных притязаний истца отбиться...» «Почему вы считаете корыстными притязания брата?» «Да он тут же свою половину продаст, я-то знаю, он проговорился». Вопрос к истцу: «Это так?» «Что вы, граждане судьи, да откуда это... Наоборот, ответчик вас в заблуждение вводит — то он дом под музей, то под детсад...». «О детсаде я не говорил, это выдумка».

Суд тогда не вынес решения. Дело отложили до выяснения некоторых обстоятельств: на этом настаивал ответчик, хотевший предоставить суду некоторые документы. Просьбу уважили, поскольку об уникальной красоте спорного дома были наслышаны. Василий особенно не возражал, но сказал, что сам вряд ли приедет на суд, выдаст доверенность...

События, однако, начали разворачиваться так, что северный брат хотел все бросить и не вспоминать о дедовом чудо-домике.

В судебном деле я наткнулся на странный документ, впрочем, официально приобщенный: номер стенгазеты «Высотник», издававшейся в том северном СМУ, где работал Василий. В ней была коротенькая заметка под заглавием «И это передовик!». Написано довольно коряво, но резко. В ней говорилось, что, как стало известно общественности, передовой монтажник, депутат, недавно награжденный медалью «За трудовую доблесть», Василий Чувилин затеял постыдную тяжбу с братом-калекой, грозя вышвырнуть последнего из развалюхи, наследником которой претендует быть. «Корыстные замашки, — как было написано, — и раньше замечались за монтажником Чувилиным, он всегда отказывается от лотбилетов, насмехаясь над важным госмероприятием словами «я в азартные игры не играю», и вообще общественной работы сторонится». Подписана заметка была Н. Зоркий. Очевидно, подумал я, псевдоним. Странно было то, каким образом стенгазета попала в дело, не сам же Василий ее представил.

Как вы помните, читатель, дело слушанием отложили. Второй том был посвящен новому судебному разбирательству. Старший Чувилин на заседании не был, по доверенности в качестве истца выступала Марианна Петровна, теща. Во втором томе я обнаружил несколько писем в адрес народного суда от разных деятелей культуры — двух писателей, доктора наук — искусствоведа, заслуженного учителя РСФСР, работника музея. Содержание их было примерно одинаковым: суд рассматривает тяжбу двух братьев из-за дома. Искусствовед, например, писал: «Я не берусь судить о правовой стороне дела, но убежден, что дом Чувилина в поселке Березовом должен быть сохранен как творение мастера-умельца из тех, чей талант рожден народом. Если же он будет поделен, наводнен дачниками, то мы рискуем потерять, в сущности, памятник народного творчества, достойный быть взятым под охрану».

Что ж, мы трепетно относимся к старине. И меня не удивило, что деятели культуры, знакомые с домом на курьих ножках хотя бы лишь по фотографиям, возвысили, так сказать, свой голос. Удивило, что деятели культуры, даже два писателя, «возвышают голос» одними и теми же словами.