- Ну-ну! - сказала она так же, как давеча Воронов, и это опять-таки означало: «Ну, смотрите, дело ваше, я хотела по-хорошему».
Она отошла, Горев слышал, как они коротко сказали что-то друг другу с Вороновым, после чего Толя с ворчанием полез в палатку и, повозившись там, выбрался наружу. Горев уже раскладывал, расправлял на ельнике свой чехол. Воронов подошел сюда тоже, неся мешок и одеяло. Он свалил постель на бревно и тоже стал раскладываться рядом.
Горев усмехнулся. Это ему уже нравилось. Это уже кое-что, если они его боятся. Значит, он ведет себя правильно. Да и как можно иначе? Подхихикивать им, что ли?
Когда легли и закурили, Горев смело сказал:
- Слушай, Толя, это, конечно, дело твое...
- Что? - спросил Воронов нехотя.
- Ну все это, что происходит...
- Ну?
- Так вот, это дело твое...
- Ну, мое... А тебе-то что, если мое?
- Как?
- Тебе-то, говорю, что за печаль?
Горев приподнял голову и посмотрел во тьму, на близкий огонек папиросы.
- Вон что!... - сказал он со значением.
- Ты как будто только что из яичка вылупился, - ответил Воронов. - Все, понимаешь, романтика играет... Вот у нас во взводе тоже один был такой...
- Знаешь, только не надо про армию, надоело! И вообще, по-моему, все ясно...
- Ты, Валька, просто псих. И всегда был псих. Понял? - Видно, Воронов все-таки не хотел ссориться.
- Зато ты нормальный.
- Я нормальный.
- Слишком нормальный.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.