С утра прошли не больше шести-семи километров, но было жарко, идти пришлось низиной, без тропы, сквозь сырой, темный ельник, потом всходили на сопку, спускались, так что порядком устали. Их было трое, и они шли цепочкой, метрах в двадцати друг от друга, двое мужчин и женщина, которая была старшей в их маленьком отряде... Она была вынослива и крепка, их начальница, - седьмой сезон проводила в тайге, а они первый, - но сегодня даже она устала: лицо у. нее было потное, недовольное и шаг тяжелый. Горев и Воронов не привыкли видеть ее такой.

Сойдя с сопки, шли опять молодым тесным лесом, еле продирались. Солнце пекло, и тайга не спасала, было душно.

Горев, самый молодой, шел последним, нес мешок с образцами. Он устал тоже, но, если нужно, будет идти так день, ночь, еще день, - пожалуйста. Впервые попав в тайгу и работая уже по-настоящему, он и держаться старался заправским геологом. Жара - пусть жара, лес стеной - тоже хорошо, или вот эти камни в мешке: надоело, конечно, но, в сущности, ерунда, то ли еще можно вынести... Впрочем, он думал теперь не об этом. Время было встретиться речке, и он знал, что начальница разрешит искупаться и передохнуть у воды. Тем более что и сама она сегодня, кажется, выдохлась. «Нет, речка - это вещь, - соображал он, - да и пожевать что-нибудь пора». Ему все время хотелось есть. «Расту я еще, что ли?» - думал он.

Он шел последним и только изредка видел среди чащи голубоватую косынку начальницы. Два или три раза она оборачивалась, и он заметил, какое у нее красно-хмурое лицо. «Оксана-то совсем что-то...» - подумал он снова. Начальницу звали Оксана. Оксана Семеновна.

Наконец приблизились к реке. Горев прибавил шагу и почти догнал начальницу. Теперь отчетливо слышен был негромкий журчащий шум воды. Они вдвоем остановились, а Воронов трещал кустами уже где-то впереди. Горев передернул плечами, умащивая на спине рюкзак.

Они продрались следом за Вороновым сквозь густой ольшаник и все вместе встали на самом берегу среди зарослей. Приятно обдало сырой прохладой, чистым речным запахом. Речка была неширокая и мелкая, чистая: сквозь воду просвечивало галечниковое дно. Невдалеке, на повороте, воду рябило, и она сверкала, как чешуя. В тени, слева, в масляно-гладкой, зеленой от леса воде фотографически четко отражались береговые высокие ели. Тишина стояла сказочная, только вода журчала. Все трое затихли, еще тяжело дыша и горбясь каждый под своей ношей, и глядели на уютное это место. На той стороне, как раз на солнцепеке, чуть наискось, белела отмель.

Они перешли речку вброд, не снимая сапог. На отмели с удовольствием сбросили рюкзаки, потом разделись, отвернувшись в разные стороны. Раздевшись, нашли место поглубже, чуть выше пояса, стали купаться.

- А как же сегодняшние километры? - поддразнивая Оксану Семеновну, уже в воде, закричал Горев, и она погрозила ему пальцем.

Она осталась в синем купальнике с вышитой на груди белой чайкой, подобрала вверх волосы, стала непохожа на себя - красивая какая-то. Быстро, не замешкавшись, сошла в воду и тут же присела, окунулась по самые плечи.

От купания усталость как рукой сняло, и вылезать из воды не хотелось. Только Воронов, стесняясь своих длинных черных трусов, над которыми посмеивался Горев, вышел незаметно пораньше, убежал за кусты, натянул там брюки и, пока Оксана Семеновна и Горев еще плавали, или вернее ползали по дну в мелкой воде, брызгались и шумели, принялся расшнуровывать рюкзак с консервами и раскладывать костер.

- Валя! Ой! С ума вы сошли! - чуть не визжа, кричала начальница и бежала из воды, высоко вскидывая белые полные ноги, а Горев бил сзади ладонями по воде, брызгая со спины, нагоняя ее, спотыкаясь и тоже смеясь. Без одежды Горев был совсем мальчишка - тощий, длиннорукий и длинноногий, с рыжими веснушками на руках и спине, с рыжей слабенькой бороденкой, которую еще с весны взялся отращивать. Против Воронова - щепка щепкой. Воронов - приземистый и широкий, смуглый, с широкой спиной и грудью, с тяжелым черным чубом на большой голове. Даже Оксана Семеновна как-то сказала: до чего, мол, вы разные. Конечно, Воронову и в голову не пришло бы вот так забавляться. Он отводил взгляд а потом опять смотрел, как на магнит, глаза сами поворачивались на ее обтянутую мокрым купальником фигуру.

Они вышли наконец из воды; Горев бросился животом на песок возле Воронова, а тот стоял на коленях перед рюкзаком, доставал оттуда сухари и глядел искоса на Оксану Семеновну. Она подошла тоже и остановилась по ту сторону костра. Он не успел отвести глаз, и она заметила, как он смотрит.

И опять, как утром, и вчера, и третьего дня, она почувствовала тоску и скованность. «Нет, это уже невозможно», - сказала она себе. Она понимала, что рано или поздно, а скорее вот-вот, все это должно как-то разрешиться. Воронов делал вид, что ни о чем ином, кроме работы, не думает, и она приняла эту маскировку, сама вела себя так же, но в глубине души оба сознавали, что в этой непростоте, подчеркнутости, сухости уже есть фальшь и все не так просто. Может быть, она оттого так устала сегодня, была раздражена и несобранна, что вместо работы в голову все время лез Воронов, а она не хотела этого, но ничего не могла поделать с собой. И вот опять - тяжелые, убегающие его глаза...

- Я свинину не буду открывать, жарко, - сказал Воронов. (Нужно ему это спрашивать, про свинину!)

- Подумаешь! - ответил Горев. - Давай-давай!

- Да, конечно, - ответила тоже Оксана Семеновна, не особенно вникая в то, что он говорит.

Костер разгорелся, и Горев пошел с чайником к воде. А Воронов с папироской во рту двинулся сюда, к ней. Что ему надо?

- Часика два, может, тут останемся, пока жара спадет, а? Место-то какое...,

(Нельзя было оттуда, от костра, спросить?)

- Может быть, - ответила она, - посмотрим...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.