Трое

Он не отошел, продолжал стоять, тень его касалась ее ног, и ей хотелось подобрать ноги, отодвинуться.

- Пойти косынку простирнуть, - пробормотала она и, не глядя на Воронова, поднялась.

- Да, место, конечно, что надо... - сказал опять Воронов.

Она машинально отряхнула прилипшие сзади песок и травинки и знала, что Воронов глядит ей вслед глядит на красные полосочки, оставленные этими травинками на теле.

Обедали весело, Горев все время острил, она успокоилась и даже посмеялась вместе с Горевым над Вороновым, как он уплетал, надувая щеки, сухари с тушенкой. Через полчаса, когда поели, она осталась на отмели одна: Воронов отправился по берегу за ягодами, Горев ушел по воде с фотоаппаратом. Аппарат был не его, а Воронова, как и ружье, но снимал и стрелял, а потому и носил эти вещи Горев... Разомлев на солнышке, она задремала. Теперь ей было совсем спокойно, солнце пекло, и не хотелось ни думать, ни двигаться. Казалось: юг, море, пляж... «Ну что, в самом деле, такого, - сказала она себе, - ну подумаешь, ей-богу, еще столько времени впереди, что лето портить?..»

Очнулась она от чужого присутствия рядом, от тревоги и, открыв быстро глаза, увидела совсем близко повязанную косынкой голову Воронова. Он стоял рядом на коленях, в обеих сложенных ковшом ладонях нес что-то. «Ягоды», - догадалась она. Машинально закрылась, подобралась, потом вспомнила, что одета, защемила в кулак расстегнутый ворот ковбойки. Воронов улыбнулся, улыбка вышла испуганной.

- Вот, насобирал...

У нее, наверное, тоже был на лице испуг, и она быстро, радостно притворилась тоже, приподнялась:

- Ой, да какие! Она подставила ладони, Воронов пересыпал ей ягоды, и она стала есть ртом с ладоней.

- Оксана Семеновна, - вдруг сказал он глухо, приближая лицо, наклоняясь, и она вдруг опять сжалась, и уже знала, что он скажет дальше, и первым долгом скользнула взглядом по сторонам, по блестящей реке, до самого ее поворота, боясь, что Горев где-то здесь...

- Толя, вы что? Вы что, Толя? - Лишь потом она поняла, что говорит шепотом, будто в комнате. Нет, это нельзя было, тут, на пустом, открытом месте, на солнце, - нельзя. Она отползла и села, а он едва не ткнулся в песок лицом, потеряв равновесие. Оба дышали тяжело, как от бега. Оксана Семеновна опять огляделась кругом, ища Горева, и быстро встала на ноги.

- Где же Валя? Надо идти...

(Не то, не то, совсем другие надо было говорить слова - грубо, резко, поставить его на место. А она шептала испуганно, и теперь вот тоже, будто ничего не произошло, говорит не те слова...)

Между тем Горев видел всю эту сцену. Он ходил по реке, фотографировал, радостно представлял себе, как зимой, в ванной у друга Сани, когда за окном будет снег да мороз, он увидит медленно выступающие на бумаге ели, пихты, вспомнит этот жаркий светлый день, блеск реки, отмель... Потом снова по воде он пошел назад Еще издали увидел, как тихо идет Воронов к спящей Оксане Семеновне, неся перед собою сложенные ковшиком ладони. «Вот щелкнуть их сейчас!» - И он стал вдоль берега осторожно приближаться, изготовив фотоаппарат. Но что-то было в лице Воронова, в его крадущейся походке такое, отчего Горев насторожился. Вот он подошел, стоит, смотрит на Оксану, опускается на колени. Так. Горев сделал еще несколько тихих шагов. Да, это уже было, он уже испытывал как-то недавно, совсем случайно такое же неприятное, ревнивое чувство, что-то однажды показалось ему подозрительным, какой-то их взгляд, или взгляд Воронова, или Оксаны. Нет, не может быть...

Горев отвернулся и перестал смотреть. Черт знает что! Он стоял по колени в воде, в трусах и рубахе. Куда деваться? И он почувствовал беспомощность и одиночество.

«Ну и сволочь, - говорил он про себя о Воронове. - Надо же, а?» Он тут же вспомнил, как уезжали, как сидели все вместе у Сани в последний вечер, и Толя Воронов был со своею Лидочкой, и когда уже все выпили, Толя стоял за столом, обняв Лидочку за плечи, и кричал: «Осенью всех приглашаю на свадьбу, поняли?» Лидочка, опустив глазки, улыбалась, все орали «горько! горько!», и они целовались, будто это уже и была свадьба... А Оксана? Может, это у нее система, каждое лето вот так?.. В какой это книжке парень кричит: «Перестаньте проституировать!»? Выйти сейчас к ним и закричать бы так!

С каким-то удовольствием, сурово он стал думать о том, как все это может отразиться на работе. «Ну, что за гады!» - говорил он и опять вспоминал Лидочку, чистенькую и симпатичную Лидочку с третьего курса, и как она и Воронов целовались. Нет уж, условия им еще создавать, что ли?.. Он вышел из своей засады, стал насвистывать и, еще не глядя туда, двинулся к отмели.

Гм! Тут все оказалось нормально. Толя, сидя на песке, быстро пеленал ногу в портянку, второй сапог у него был уже надет. Оксана сидела, уткнувшись в карту на коленях.

- Валя! Где же вы? - крикнула она ему как ни в чем не бывало.

Вот это да! Почудилось, что ли? Впрочем, нет, наверное: слишком злое, каменное было у Воронова лицо, слишком он быстро, резко все делал - это не похоже на него, чтобы он торопился уйти с привала... Но все-таки хорошо, что так, просто от сердца отлегло. Слава богу, честное слово!... Он бегом выбежал на песок, засуетился, стал собираться. Все нормально, значит, в порядке, ну и хорошо...