- Вы за меня не беспокойтесь, - ответил Горев.
- Я, собственно, не беспокоюсь, я вам даже не сказала, кажется, что вы зря лежите на сырой земле...
- Да, действительно, как же это вы, а?
- Да так уж, сам не маленький, должен соображать.
Горев быстро поднял голову, посмотрел, но в темноте, за дымом, не увидел ее лица, только фигура темнела на бревне.
- А-а! - он сказал это многозначительно и почти обрадованно. - Да, конечно...
Палатка у них была одна, четырехместная, спали все вместе, покатом. Сейчас Горев поднялся, пошел в палатку, взял свой чехол от спального мешка. Это уже была, конечно, демонстрация, он понимал, но черт с ними, намек ведь тоже, как он думал, был довольно прозрачный.
- Ты чего? - остановил его Воронов, он тоже подошел к палатке.
- Так просто.
- Да ты что? Я не хочу. Комары сожрут, да и сыро. - Воронов говорил вполголоса.
- Так ты спи себе там, кто тебя неволит? Воронов дурашливо хмыкнул:
- Ну, ты соображаешь?
Горев отмахнулся, сказал твердо:
- Да ну, Толя, будет, чего там...
Он сказал это громко, и Оксана, наверное, слышала. Он так и хотел, чтобы слышала. Пусть оценит его сообразительность.
- Выпендриваешься, - сказал Воронов.
- Ну, а хоть бы и так?
Он решил лечь у костра, подальше и стал натаскивать ельник к тому самому бревну, где сидели за ужином Воронов и Оксана. Она теперь поднялась и смотрела в темноту, что он делает.
- Вы что, на улице решили лечь? - спросила как ни в чем не бывало. (А Гореву слышалось: вы что, решили одних Нас оставить? Это очень мило, конечно, с вашей стороны, но зачем же так сердито?)
- Если это называется улица... - вполне галантно пошутил он в ответ, а про себя чуть не кричал: «Да, да, и делайте там, что хотите, ну вас к черту!»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.