Товарищ Сергуня

- Почему четырёхпяточный?

- У рядового труса при страхе душа в две пятки уходит, а у него в четыре. Проверял его в деле. Такой мой вывод...

Трофим Егорович прикрыл веки. Казалось, он был вполне спокоен, и все мы смотрели на него с уважением.

- На «Коршуне» тридцать тонн взрывчатки, - сказал Орленко.

- Вот это хуже, - прибавил Авакумов, и веки у него поднялись, - оттого и паника. И какой это идиот пустил слух, что взорвётся полустанок? Движение, наверно, уже успели прикрыть. Успели, Голицын? - Трофим Егорович насмешливо посмотрел на Голицына.

- Приостановили, - ответил Голицын. - Вот проверим на месте обстановку и тогда снова ПУСТИМ поезда!. Сами знаете, какие грузы идут по этой ветке, Трофим Егорович...

Отсюда, из городов и посёлков Северного Урала, шла кровь к сердцу России. Металл высоких марок, танковые узлы, взрывчатка, бронепоезда, аэросани, стальные каски и панцири для разведчиков, снаряды, лыжи, орудия ближнего и дальнего боя... Всё неслось и стучало по рельсам, не минуя нас и не минуя маленького разъезда Полуденка, где был «Коршун». Нельзя было, останавливать этот поток...

- А каким образом могла загореться шахта? - спросил Орленко.

- Обычно от крепи, - ответил Авакумов. - А крепь может загореться от всего. Ведь сейчас не то, что было раньше: кругом проводка. Оголился шнур - и готово. Концы бросают везде. Крепежное дерево, как порох, высыхает; вспыхнуло и пошло. Кислород есть, ведь по трубам его гоним... А потом - на пласт. А как загорится уголь, пошёл тогда углерод... Нагреется пласт - начинается сплошная химия. Метан - взрыватель, а взрывчатка - пыль. Такие взрывы бывают - ужас! Рельсы карёжит!... Ну ясно, кого такое захватит внизу - гибель. Разве в воду швырнёт или заранее в выработку выскочишь! Вот как, Орленко! Куда уж тебе тушить «Коршуна»! Каждый баран за свои рога отвечает. Чуфаровский там... Да... Был я сам в таких переделках, видел и метан, и пыль, и черта, и дьявола, никому этого не желаю. Коли без паники, ещё полбеды, а начнётся паника... - Трофим Егорович отмахнулся, потёр усы. - На земле при панике плохо, а под землёй - вдвойне. Вот там - то нужен смелый и плавное, спокойный человек, чтоб он знал все выходы и входы. Тогда ещё ничего...

- Полуденка! - сказал молоденький красноармеец.

Мы поднялись. Когда наш вагон застучал на крестовиках Полуденки, Пётр Михайлович своим ровным голосом приказал поставить вагон по середине путей, паровоз угнать, немедленно подсоединить телефонную и селекторную связь, включиться в городскую электросеть и зажечь все лампы, чтобы рассеять панику.

- Но тридцать тонн взрывчатки, - сказал порученец.

- Эх ты, парень!... А ещё уралец!... Вместе взлетим!...

Ещё на ходу в вагон вскочил человек в дождевике, надетом поверх неуклюжей шубы. Он сразу узнал Авакумова и бросился к нему:

- «Коршун» горит!

- Ты почему здесь, Чуфаровский? - сдерживая гнев, спросил Трофим Егорович. - Ты где должен быть?

- «Коршун» горит...

- Ты где должен быть, подлец?

- Я говорю... горит... я докладываю...

Чуфаровский, человек средних лет с неискренним и бегающим взглядом, стоял перед Трофимом Егоровичем, опустив руки. Его полные, вывернутые наружу губы подрагивали. На носу и на лбу появились мелкие капельки пота.