Тигроловы

– Здравствуйте, Евтей Макарович. – Павел отодвинулся, освобождая гостю место и продолжая смотреть на него все с тем же беспокойным выражением.

– Да ты, Павелко, не бойсь, я тебя не прогонять пришел. Куды ж тебя прогонять теперь? Ишь, как обстроился – Евтей, задрав бороду, одобрительно осмотрел навес и углы. – Да, обосновался... Ну дак што, чаем-то поить будешь аль нет?

Ровный, шутливый тон его голоса, улыбчиво поблескивающие глаза, спокойные, уверенные движения убедили Павла в том, что пришел к нему Евтей действительно с добрыми намерениями. И Павел, внутренне расслабившись, принялся торопливо выкладывать из рюкзака на хвойную подстилку печеную домашнюю колбасу, сливочное масло, сахар, хлеб, сушеное мясо.

– Ого, сытно живешь! А много ли провианту запас?

– Дней на двадцать хватить должно.

– Смотри-ка ты! А у нас дней на десять всего. Ну, ладно, свои приедим – за твои примемся. Чай, поделишь с нами, коль придем занимать к тебе?

– Да уж придется, если хорошо попросите, – вяло пошутил Павел, наливая в Евтееву кружку чай. Он все еще посматривал на гостя с недоверием. «Что-то темнит Евтей Макарович Лошкарев, – думал он с тревогой, – тянет резину, не знает, с какого конца начать, рубил бы уж сразу».

– Хорош у тебя чаек, Павелко! Лимонником отдает приятственно, люблю с лимонником. Седни рано проснулись, а чаю и попить как след не пришлось... Племянничек весь аппетит перебил... дышло ему в ноздрю!

«Ну вот, начинается, ближе к делу подходит. – Павел вновь напрягся. – Сейчас объявит»...

– Ну так вот, стало быть, такое дело... Плесни-ка еще полкружечки чайку... Ну так вот, Савелко-то нынче утром пытался за тебя слово замолвить – дескать, принять бы надо Калугина. Да куды там! – Евтей презрительно сморщился. – Племяш и слышать не хочет, рыло на сторону завернул, как ровно ему дохлую ондатру к ноздре подсунули... Вот человек! Савелий-то и не прочь тебя принять, да он у Николая под каблуком давно. Как съездил к нему в город, а там у него в квартире-то паркет скрипучий, да хрустали с коврами, да машина, и чего-чего только нет! А тут еще и на работе у него побывал – ну возгордился сыном, против его слова не может вымолвить. Вот и сегодня утром заегозил... – Евтей допил чай, спрятал кружку в карман рюкзачка, степенно обтер широкой ладонью усы, расправил седую бороду и, подумав немного, твердым голосом проговорил: – Да не выйдет по-евонному! А ты, Павелко, от своего не отступай... Сдается мне, что у нас с племянником будет еще один разговор – покрепче сегодняшнего. А пока эти дни поночуй еще у нодей-ки. – Евтей подмигнул взбодрившемуся Павлу. – Ишь как пригрела она тебя – так разомлел от удовольствия, что и ружье чуть было не проспал. Гляди, другой раз украду – не услышишь. Ну дак што, сидеть будем аль пойдем тигру искать?

– Зачем сидеть – надо искать, – радостно заулыбался Павел, вскакивая и торопливо убирая с подстилки еду. – Я уж было и сам хотел идти искать.

– Ишь ты, и здесь не сробел! Ну, а куды искать-то собирался идти, ежели не секрет?

– Да куда, ясное дело – начинать надо с ближних ключей, вон в тот правый ключ собирался. – И Павел указал рукой в ту сторону, куда должен был идти Евтей.

Евтей удивленно хмыкнул, погладил бороду и вновь спросил тоном экзаменатора:

– А пошто именно в тот ключ? А пошто не в тот или не в этот? Они оба тоже близнеи.

Павел, сообразив, что Евтей его экзаменует, снисходительно улыбнулся:

– А в те ключи, Евтей Макарович, по-моему, смысла нет соваться. Они ведь вершинами своими подпирают к леспромхозовским делянам. Леспромхозовцы бы обязательно след увидели, и уже бы по всему Мельничному про это известно было. А в низовьях Сидоркин охотничает, он бы тоже сказал о следах. В общем, те ключи только в крайнем случае проверить можно.

– Ну-ну, ладно, немножко варит котелок, – удовлетворенно кивнул Евтей, поднимаясь на ноги. – Пойдем тогда в твой ключ. Вдвоем-то нам легче будет его вывершить, то ты по целику пойдешь, то я – вот весельше будет.

«Это уж точно, Евтей Макарович», – радостно подумал Павел и первый вышел на целик.

Устье ключа оказалось унылым, с широкой болотистой поймой, густо заросшей черемухой и ольхой. Но вскоре пойма сузилась, начался смешанный широколиственный лес, здесь в одном месте пойму пересекала кабанья тропа. Лошкарев прошел по тропе, внимательно разглядывая ее, метров двести.