Первая книга Анатолия Буйлова заканчивается, когда главный герой романа Николай Родников уходит служить в армию. «Вот и началось мое большое кочевье, – говорит он самому себе. – Прощай, Ахаия! Прощай, мой добрый учитель. Я взял твою душевную боль себе, я расскажу о ней людям, они должны понять. Я верю в это! Верю!»

Эти слова можно отвести и к писателю Анатолию Буйлову. Началось его «большое кочевье» в литературу. Он взял с собой радости и печали, заботы и надежды многих людей, чтобы рассказать нам об этом в своих книгах.

К вечеру второго дня, не встретив желанного тигриного следа, тигроловы спустились в ключ Благодатный, нашли около устья его брошенное, но еще годное для жилья зимовье – и расположились в нем. Отсюда, от этого зимовья, им предстояло искать тигрицу с тигрятами, следы которых в летнюю пору в одном из распадков видел кто-то из жителей Мельничного. Кроме того, и сами Лошкаревы отловили в этих местах два года тому назад одного, последнего у тигрицы тигренка – трехлетка весом в сто десять килограммов. Тигрица, по расчетам Лошкаревых, если эти места не покинула, то еще в прошлом году должна была охотиться вновь и иметь теперь годовалых тигрят. Годовалых тигрят она старается водить как можно меньше и жить старается с ними на предельно малой территории – значит, найти их будет сложно. Да вот знать бы точно, что тигрица именно в этих местах, тут бы и камень с души долой и никаких сомнений. Ищи и найдешь, рано или поздно – чего уж проще?

После ужина, когда Николай вышел из зимовья, Евтей тихим голосом спросил вдруг у брата:

– Савелко, а Савелко, что делать-то будем с Павлухой-то? У нодейки* опять он мается – надо бы в барачек сюда позвать его, а?

– Да ты откуда узнал, что именно Павлуха идет?

– Откуда, откуда... В Мельничном видал его. А как собаки стали потом назад поглядывать, сразу и смекнул... Думал, отстанет вчера... Теперь уж до конца свою линию гнуть будет... Упрямый... Что делать-то, Савелко? Слыхал я краем уха, что с директором он из-за этого крепко стукнулся. Директор сказал: если уйдешь на отлов – уволю и трудовую книжку замараю... Чего молчишь-то?

– А чё говорить? Я-то бы ничего, пущай бы шел с нами. Да што-то Николай не примат его никак. Надо бы ишшо с ним поговорить. – Савелий с опаской посмотрел на дверь и, понизив голос, добавил: – Теперь уж поздно, завтра утром спрошу, может, примет.

– Николай, Николай, – недовольно и громко проворчал Евтей. – Куга зеленая – вот кто твой Николай!

– Сам ты куга, – оскорбленно подумал Савелий. – Девок нарожал со своей Палагой, вот и завидуешь теперь». Он и хотел так сказать Евтею, но вошел Николай, и братья, оба недовольные друг другом, принялись застилать нары пихтовыми ветками, и изъеденным мышами, пахнущим прелью «хозяйским» одеялом, и разным тряпьем, в здешних таежных условиях имеющим значение настоящей роскоши. Экономя свечку, спать легли рано. Избушка была хотя и тесная, низенькая, но теплая. В печке монотонно шипели, изредка потрескивая, толстые сырые поленья ясеня – «долгоиграющие пластины», как их называл Евтей. А сырые ясеневые поленья действительно очень долго горят в наглухо закрытой, без поддува, печке – с торцов полена вода течет, шипит, пузырится, а снизу жар ровный, неподступный – хоть чугун расплавляй. Часов до двух горят такие «долгоиграющие пластины», а там еще одну топку подбросил в печь – вот и ночь прошла.

__________

* От «нодьё» – костер охотников-промысловиков.

Проснулись тигроловы задолго до рассвета. Во время завтрака Савелий неуверенным голосом сказал, обращаясь к Николаю:

– Маракую, что не тигра и не медведь за нами ходит...

Николай резко отставил кружку с чаем, удивленно и подозрительно уставился на отца.

– Павлуха Калугин идет за нами. Нодья его в ближнем распадочке, там, где кедрины сухие кучкой стояли...

– Ты что, отец, шутишь?

– Пошто шучу? Верное слово! Да ты выходил-то сейчас, неужто дым нодейный не чуял? Ветерок-то как раз оттуда тянет, вот и напахиват дымком...

– Так, значит, он все-таки нахальством решил добиться своего... Вот что, отец, – глаза Николая недобро сузились, круглое лицо его, теперь уже не розовощекое, а серое от выросшей щетины и копоти, сделалось начальственно строгим, – ты, я вижу, по-прежнему либеральничать хочешь с этим хамствующим молодым человеком?

– Какое либеральство? Ты што? – Савелий даже испуганно оглянулся на дверь. – Што ты такое несешь на отца родного, а? Говори, да не тово... Ишшо чего удумал! И Павлуху хамом тоже зря обзываш – он охотник-промысловик и к делу своему тянется, к своей сошке, испытать себя хочет парень. Может, толк с человека выйдет! Правду, нет я говорю, Евтей?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.