Теплый ситец

Борис Рахманин| опубликовано в номере №1143, январь 1975
  • В закладки
  • Вставить в блог

( – Ты уже большая, пятнадцатый пошел, – вдруг произнесла мать в ту ночь таким внятным, непривычным после ночного бреда голосом, что сонно клевавшая носом Мэри даже вздрогнула. – Ты уже все, небось, знаешь, – убежденно сказала мать, – проштудировала... Я, Мэри, про папу тебе сказать должна. Он моряк, я с ним во время отпуска познакомилась. Зовут его Николай... Поэтому ты – Мэри Николаевна...

Бледное ночное окно становилось все ярче, из голубого превратилось в зеленое, розовое, золотое... А мать все рассказывала.

О том, как дали ей на фабрике льготную путевку, за четверть цены... На Черноморское побережье Кавказа. Как, прогуливаясь по набережной жаркого южного города, познакомилась с моряком Николаем. Ей тополевая пушинка в глаз попала, слезы так и полились... А он подошел, достал чистый платочек и помог.

«Разрешите, – говорит, – познакомиться, меня зовут Николай». Я уже в годах была, двадцать пятый стукнул, парни меня вниманием не баловали, чего там, не шибко хороша удалась. А тут такой кавалер! Брюки, китель, картуз – все белое. У меня до конца отпуска четыре дня осталось. Полюбила его – и все тут. На пляже мы с ним встречались, вечером. Допоздна... Пограничники, бывало, идут ночью дозором, фонариками посветят и прогоняют нас. А я даже не стеснялась, даже гордилась. Приду утром на это место, песок увижу примятый, лягу и засну... А вечером – опять встреча. Веселый он был, шустрый такой, песни хорошо пел. Чаще других пел он про крошку Мэри. Я его даже приревновала к ней. Что, мол, за Мэри такая?

Когда Мэри подросла, мать снова поехала в тот черноморский город. Вместе с дочерью.

Моряков там гуляло по набережной великое множество, но тот, за кем приехали сюда, не встретился ни разу.

Как-то один пожилой усач сел возле Мэри на корточки и, приставив ко лбу указательные пальцы, хотел ее этими рожками поддеть. Ей и страшно было и весело. Счастливо смеясь, расставив ручонки, с разбегу бросалась в спасительные объятия матери.

«Товарищ капитан, – говорю, – я одного моряка разыскиваю, нет ли его на вашем корабле? Зовут Колей. Николаем...» «А как, – спрашивает, – фамилия?..» А я-то больше ничегошеньки не знаю. И смех и грех... Закраснелась вся от стыда-то. «У меня, – говорит, – в экипаже этих самых Николаев, как чаек в гавани. И на других судах то же самое. Как же вы, – говорит, – так оплошали?» «А я на него, товарищ капитан, не в обиде, – отвечаю. – Мне и имени довольно, чтобы у дочери отчество имелось». «Зачем же, – спрашивает, – разыскиваете?» «Как зачем, – говорю, – может, я спасибо ему сказать хочу. И потом... А вдруг он сам только об этом и мечтает, на доченьку поглядеть. Вот я и примчалась. Радость ему хочу доставить». И стала я замечать, что усач гулял с той поры по набережной не один. Всегда с несколькими молодыми моряками. И все они как-то поглядывали на меня, будто припомнить старались... Ага, думаю, не иначе, как Николай это. Перед отъездом взял у меня усач домашний адрес. И что же ты думаешь? Нет-нет да и перевод прибывал или посылка. От кого, спрашивается?..

Мэри и сама хорошо помнила эти посылки. Появлялся в открытой калитке улыбающийся почтальон, размахивал извещением.

– Ну, кто плясать будет?

Ничего не поделаешь, приходилось плясать. Это было не в тягость. Столько радости было в жизни, что любым поводом для пляски пользовалась она, не раздумывая.

Барыня, барыня! Сударыня, барыня!

Удовлетворенно хохоча, он вручал ей перетянутый шпагатом фанерный ящичек. В обратном адресе обычно значилось: от Николая Кравцова. Или: от Николая Гогоберидзе. Или: от Николая Ивановича Пашкова. Или просто : от Коли Ш.

В посылке были то новенькие желтые башмачки, то пушистый из гагачьего пуха костюмчик – рейтузы и кофточка, то скрипучий черный портфель... Коньки... Конфеты... Изюм...

Так продолжалось несколько лет. Потом посылки стали приходить все реже и реже. Видно, переженились моряки, обзавелись собственными детьми, устали помнить о чужой девочке.

А она все ждала, ждала... Не только из-за подарков. Заметит, бывало, идущего по их улице постаревшего почтальона, так и замрет, не дышит.

Даже неделю назад, когда увидела его через проталину в оконном стекле, сутулого, неловко возившегося возле калитки, чуть окно не разбила, мелькнула безумная мысль, что пришла посылка. От моряка... От отца...

Выскочила полураздетая на мороз.

– Что?! – закричала. – Мне?! От кого?!

Он смутился, потупился, потом протянул исписанную старческим почерком страничку.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены