Теплый ситец

– Ситец его рассердил, – всхлипнула Мэри, – теплый ситец. Чего, говорит, мечтаешь? Попусту, мол. Дурак какой-то...

Расспросив поподробнее, старик задумался.

– Ладно еще, что люди от страха не умнеют, – произнес он, – а то... В углу поднялась курчавая голова.

– Она бы ему все равно не сказала. Если бы и придумала.

– Ни за что! – подтвердила Мэри. – Даже если бы... Ни за что бы... не проговорилась.

Она невольно произнесла то самое слово. Услышанное от Ганса.

– Выбьют, – прошептала Полина. – Ногти у них на ручищах... как на ногах... А в шкафу... в книжном... Там у них крючья...

Мэри вспомнила антрацитовые сапоги Отто, полизала губу.

– Я и простой ситец не очень-то... – призналась она со всхлипом. – Куда мне теплый... Одну смену только и проработала.

Все молчали. Было тихо и за стеной. Вернее, стоны и кашель слышались за ней по-прежнему, но смех больше не доносился. Отсмеялся, видно, одессит.

Заскрипел засов.

На пороге, хмурясь, стоял Отто.

– Ты, – ткнул он в Полину, – пошли!

...Через час он притащил ее обратно, бросил на пол и нетерпеливыми пинками поднял старика.

– Что дерешься, боров? – отмахивался тот единственной рукой. – Я таким, как ты, третий глаз во лбу делал. – Он вытащил из кармана сухарь, положил его на колени Мэри. – Не забывай, внучка...

– Дед, – проговорил вслед ему курчавый. – Эх, ты бы через себя его... С подсечкой!

– Прощайте! – уже за дверью слабо крикнул старик.

...Снова заскрипел засов – на этот раз пришел Ганс. Только он показался в дверях, курчавый с трудом встал, сжал кулаки и, покачиваясь, пошел навстречу.

Ганс встретился с глазами затаившей дыхание Мэри, отвел взгляд. Курчавый поставил ногу на первую ступеньку, на вторую, кинулся вперед, но Ганс чуть отступил, парень промахнулся, запрокинулся, хватаясь за воздух, и рухнул бы вниз, если бы немец не схватил его за шиворот.

– Ничего, пустяки, – сказал Ганс заглянувшему на шум часовому. Мэри пыталась привести в чувство Полину. В камере было уже темно,