Красива Варшава.

Красивы Иерусалимские Аллеи с ошеломляющей пестротой магазинных витрин и красиво Краковское Пшедмесьце, где Адам Мицкевич, Юзеф Понятовский и Николай Коперник – поэт, полководец и ученый, символы Польши, – застыли над городом на каменных постаментах. Красива Варшавская Нике, летящая над Театральной площадью, и красивы узкие улочки Старого Мяста. И трудно поверить, что красоте этой не более трех десятилетий...

Надо ли перечислять все кровавые эпизоды войны? Проще сказать, что нет в городе улицы, – да что там улицы – дома! – которые не знали бы их. На сегодняшнем трамвае, весело гремящем по Иерусалимским Аллеям, белыми аршинными буквами надпись: «Мир!». Это совсем новый трамвайный вагон, яркий и блестящий красный трамвайный вагон, и над его лакированными боками не свистел, не гулял августовский резкий ветер Варшавского восстания вперемешку с пулями Варшавского восстания. В этом трамвае можно проехать по Варшаве, по красивой Варшаве, по новой Варшаве и даже не увидеть, не найти следов минувшей войны.

Беленькая варшавянка, голубоглазая варшавская сиренка, одна из тех, кто вышел встретить молодежный поезд дружбы из Москвы, протянула мне три алые гвоздики и сказала по-польски: «Покуй!». Первое слово, услышанное на польской земле – слово «мир», – звучало по-русски, как «покой».

Мир в Варшаве. Покой в Варшаве. На рыночной площади Старого Мяста торгуют цветами, а бородатые художники в выцветших джинсах разложили свои картины прямо на тротуарах. На их картинах – синее варшавское небо, и красные домики с белыми ставнями, и серые булыжные мостовые, и сизые голуби на мостовых. На их картинах – покой. А в двух шагах от площади Рынка, на улице Фрета, была штаб-квартира Армии Людовой во время восстания, а на Свентоянокой улице прямо через кафедральный собор Святого Яна проходила в сорок четвертом линия фронта, а чуть дальше на площади Красинских есть колодец подземного канала, по которому 1 и 2 сентября 1944 года уходили из Старого города повстанцы.

Мир в Варшаве. Покой в Варшаве. Горит Вечный огонь над могилой Неизвестного солдата на площади Звыценства. Не от него ли цинично прикурил сигарету герой фильма «Поиски прошлого», сумевший выжить в водовороте восстания? Он, герой Анджея Лапицкого, выжил, вытерпел, спасся от пуль – ради чего? Ради мечты, рожденной звонкими посулами миколайчиков и буркомаровских, ангелов Армии Крайовой? Ложной и пустой была эта мечта, запрограммированная в нем теми, кто узнавал о боях в Польше только из английских газет. Для польского эмигрантского правительства, уютно обосновавшегося в Лондоне, понятие «Родина» было чем-то вроде сладкого пирога, которым можно поделиться с теми, кто платит, и платит щедро. Для героя Лапицкого понятие «Родина» было материальным, до боли живым. Она была рядом – его Родина! – в бессонных августовских ночах, в перевернутых сгоревших трамвайных вагонах, в душной вони подземных каналов, которые спасли его жизнь, но погубили душу.

Командующий Армией Крайовой генерал Бур-Комаровский признавал, ничуть не стесняясь, что цель восстания в августе сорок четвертого была именно в том, чтобы захватить Варшаву раньше, чем в нее войдут русские. Кровавая игра судьбами варшавян: ведь организаторы восстания прекрасно сознавали, что у них практически нет шансов собственными силами вытеснить гитлеровцев из столицы. Да что там организаторы! Сам генерал Гудериан, в ту пору начальник гитлеровского генерального штаба сухопутных войск, считал, что «выступление в Варшаве началось преждевременно».

Герой Лапицкого защищал Родину, но не сумел обрести ее. Сладкие речи ..главарей Армии Крайовой оказались громче канонады орудий Советской Армии и Войска Польского – для него. Он не ведал, что Варшавское восстание было всего лишь «картой», которой англичане могли бы «козырять в переговорах с СССР» – именно так Антони Иден говорил главе польского правительства в Лондоне С. Миколайчику.

Иначе думали коммунисты, истинные патриоты Польши. Член Политбюро, секретарь ЦК ПОРП Зенон Клишко писал, что, начавшись, «восстание перестало быть делом лишь небольшой группы дельцов и санационных самозванцев, а стало общенациональным делом, которое в первую очередь касалось жителей столицы». И они защищали свою столицу – до конца, и не их вина, что восстание было заранее обречено на поражение. И они потом восстанавливали свою столицу – каждый год, каждый день – с того самого часа, когда 3 января 1945 года Крайова Рада Народова приняла решение о восстановлении Варшавы.

Красива она сегодня.

Красиво почти целиком заново отстроенное Старое Място, увенчанное огромной колонной короля Сигизмунда – чуткой, как мачта радиоантенны. Тогда, в тот кровавый август, она не выдержала адского напряжения боя, рухнула, развалилась. А после освобождения пришли рабочие и, как раненого, положили на носилки поверженного фашистами короля. В 1949 году он снова занял свой привычный наблюдательный пост над городом, откуда видна ему и Висла, и бегущая вдоль нее скоростная Вислострада, и небоскребы нового города, и бесчисленные памятники войны, и Вечный огонь у могилы Неизвестного солдата, куда принесли венки потомки тех, кто защищал Варшаву во время восстания, кто освобождал ее от фашистских захватчиков, – участники Дней дружбы польской и советской молодежи.

Один из почетных гостей Дней дружбы, участник освобождения Польши генерал армии Иван Федюнинский, на вопрос польского журналиста: «Какая разница между польской и советской молодежью?» – ответил, не задумываясь: «Никакой!» И добавил, усмехнувшись: «Да и откуда ей взяться, если их отцы сражались бок о бок...»

К началу весны 1944 года Красная Армия, освободив почти три четверти советской территории, оккупированной врагом, неуклонно приближалась к польской границе. На территории СССР завершалось формирование 3-й польской дивизии, в Рязани была создана польская офицерская школа, в районе города Сумы появилась новая база формирования польских вооруженных сил. В начале марта 1944 года польский корпус перебазировался к Житомиру. А в середине марта он был преобразован в первую Польскую армию. Сражалась с фашистами внутри страны Армия Людова. В июле войска Красной Армии и части 1-й Польской армии вступили на польскую территорию...

В. Белостоке, городе, который был освобожден одним из первых, собралось несколько тысяч юношей и девушек: из Москвы и Варшавы, из Ленинграда и Гданьска, из Минска и Кракова, из Риги и Ольштына. Несколько тысяч юношей и девушек рождения пятидесятых годов, кто знает о войне лишь по фильмам и книгам, и кто вряд ли представляет, какая она, война. Желто-синие косынки, концами связанные в длинные ленты, вздымаются над амфитеатром в Белостокском парке. «Дружба! – Пшиязнь!» – скандируют тысячи голосов точно так же, как скандировали эти слова их отцы и деды в сорок четвертом, когда освобождали первый польский город – Хелм, а сразу за ним – Люблин, и когда в январе сорок пятого вместе форсировали Вислу, и когда прорывали Поморский вал, и когда участвовали в битве за Колобжег, и когда сражались под Бауценом и Дрезденом, и когда штурмовали Берлин. Вот так: вместе, плечом к плечу шли советские и польские солдаты по дорогам Победы, а сегодня так же вместе молодые строители «второй Польши» и советская молодежь отдают дань мужеству павших бойцов – в Варшаве, в Кракове, в Гданьске, в Белостоке...

Память избирательна. Мы часто стараемся забыть то, что трудно вспоминать, больно вспоминать. Все это зависит от того, насколько мы связаны с прошлым. Да, можно затушевать в памяти раны, некогда нанесенные войной, заслониться от прошлого потоком событий наших дней. Скажем, легко ли, например, в Токио узнать о размерах военных потерь? А ведь они огромны: здесь погибло четверть миллиона людей, половина домов была обращена в руш-:ы... В Польше могилы жертв минувшей войны можно встретить везде: на площадях, улицах, в скверах. Память Польши полна страданий. И она велит постоянно быть начеку, не допускать забвения. Вся символика страны – от памятников с каменными мечами до боевых мелодий радиопозывных – связана с борьбой поколений за свободу страны.

В сентябре 1939 года 85 процентов военной мощи Германии обрушилось на Польшу. Всего месяц понадобился для того, чтобы полностью оккупировать польскую этническую территорию. Террор, массовые казни, пытки и истязания в тюрьмах и концлагерях – двадцать два процента населения потеряла страна за годы оккупации! Только в печально знаменитой «фабрике смерти» – Освенциме – погибло около четырех миллионов узников...

Разве это можно забыть?

На территории Польши разрушено триста тысяч жилых домов, руины остались от трех крупных морских портов – Щецина, Гданьска и Гдыни. Сто тысяч крестьянских хозяйств лишились всего...

Разве это можно забыть?

А бои под Вестерплятте и Гданьском в сентябре тридцать девятого? А так называемая «акция А – Б» – первая кампания по массовому истреблению интеллигенции летом сорокового? А партизанская война Армии Людовой? А битва под Ленино в октябре сорок третьего, когда впервые родилось народное Войско Польское?..

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.