Едва рассвело, загремела дверь, белыми клубами ворвался в подвал морозный воздух. Увели Полину. – Ведь я тоже что-то делала? – оглянулась она у двери. – Не зря ведь? И я им досадила! Правда, люди? – Правда! Не зря! – крикнула вслед Мэри. ...В полдень, когда они пробирались по заваленному снегом двору – Мэри впереди, а Ганс сзади, – какой-то человек метнулся навстречу. И хотя с тех пор, когда она видела Петрусевича в последний раз, минуло совсем мало времени, она почему-то едва его узнала. Юркий человечек стоял на тропе, не давая пройти, буравил веселыми глазками, всплескивал руками.

– Кого я вижу! Соседка! Эх, как тебя разрисовали! Видать, есть за что. Я говорю, отделали вы ее по первое число! – обратился он к Гансу. – И правильно, вперед умней будет. Эх, и молодежь пошла, доложу я вам, господин немец, – динамит, а не молодежь! Закурить у вас не найдется?

Ганс вынул пачку сигарет, достал из нее две, одну протянул Мэри.

– Не нужно...

– Бери! Не тебе, так... другому. Ганс щелкнул зажигалкой, закурил.

– Ну, как наша Мэри насчет сугрева? – проглотил слюну Петрусевич. – Ни рожи, ни кожи, а то бы, конечно...

Ганс выдохнул ему в .лицо облако дыма.

– Курить! – с угрозой приказал он. – Курить! Ну!..

Не посмев ослушаться, Петрусевич стал старательно вдыхать дым. Ганс улыбнулся.

– Хорошо?.. Приятно?..

– Яволь, господин немец! Тем более после вас...

Грубо отпихнув Петрусевича в сугроб, Ганс повел Мэри дальше. Он шел сзади и что-то говорил. Быстрым, свистящим шепотом, будто самому себе:

– Это хорошо, что ты не можешь его придумать, теплый ситец. А то бы... Кто знает, выдержала бы ты... А так – не страшно. Так только тебе плохо. А если бы ты придумала и проговорилась... тогда бы... Тогда...

Мэри изо всех сил напрягала слух.

– Поэтому я и стрелял... Чтобы... Извини...

Не вязались эти слова с серо-зеленой шинелью, с чужим, хмурым лицом. А ведь об этом же говорил ей тогда, в подвале, однорукий дед.

– Я... Я если бы и придумала... Я бы не проговорилась.

Не оглядываясь, задохнувшись от волнения, она ждала, что он на это скажет. Но немец молчал.

...Возле учительской, глядясь в зеркальце, стоял Отто. Нос его заметно распух.

– А, Иващенко... Входи, Ганс, – сузил он глаза. – А ты?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.